Награды Великой Отечественной

Период после окончания Первой мировой войны и до середины 1930-х годов отмечен своеобразной паузой в эволюции линкоров и быстрым развитием крейсеров. Все ведущие морские державы в те годы закладывали большие серии этих универсальных кораблей. Крейсера делились на подклассы: тяжелые с артиллерией калибра 203 мм (8 дюймов) и легкие с 152-мм (6-дюймовыми) орудиями (хотя по водоизмещению легкие крейсера иногда превосходили тяжелые).

В составе же РККФ в начале 1930-х годов находилось всего три легких крейсера типа «Светлана», заложенные еще в 1913-м и достроенные в 1927—1932 годах. Они были слабо вооружены, имели скорость менее 30 узлов, и, кроме того, все базировались на Черном море.

Зато многие страны, расположенные на примыкающих к СССР морских театрах, интенсивно усиливали свои флоты. Так, Япония в 1931—1932 годах ввела в строй 4 тяжелых и 4 легких крейсера, 17 эсминцев, легкий авианосец и другие корабли; Германия построила к этому времени 4 легких крейсера и первый из «карманных» линкоров — «Дойчланд». Пополнялись кораблями флоты Польши, Финляндии и Румынии. На этом фоне в предложениях штаба РККА по развитию вооруженных сил СССР на 2-ю пятилетку (1933—1937 гг.) сколько-нибудь значительного роста военно-морских сил не планировалось.

«Наши соседи на Балтике, Черном море и Дальнем Востоке строят канонерки и крейсера до линейных включительно. Я считаю крупной ошибкой, что еще в эту пятилетку мы не намечаем к постройке крейсера и фактически откладываем приведение в готовность для подобного строительства наших заводов», — бил тревогу начальник Морских сил (наморси) РККА Р.А.Муклевич в своем выступлении на заседании РВС СССР 10 января 1931 года.

Одновременно в наркомат по военным и морским делам обратились руководители судостроительной промышленности, а группа инженеров Балтийского завода направила правительству докладную записку, в которой обосновывалась необходимость развития «тяжелого военного судостроения».

Доводы моряков и судостроителей возымели свое действие, и в результате в планы строительства ВМС РККА на 2-ю пятилетку были включены крейсера.

Опыта в создании крупных современных кораблей у советских судостроителей явно не хватало. Последние легкие крейсера типа «Светлана» были спроектированы в России еще накануне Первой мировой войны. За 20 лет мировое военное кораблестроение ушло далеко вперед. Изменился облик легкого крейсера — артиллерия главного калибра устанавливалась в башнях, увеличились углы возвышения орудий, появились качественно новые приборы управления стрельбой, оптические средства управления огнем стали размещаться в командно-дальномерных постах (КДП), значительно усилилась зенитная артиллерия, возросла скорость хода, корабли оборудовались катапультами для взлета самолетов-разведчиков и корректировщиков и т.д. Руководство флота и промышленности начало переговоры с различными судостроительными фирмами Италии, Франции, США, Германии о помощи в проектировании и строительстве современных кораблей. Особенно интенсивно и успешно развивалось сотрудничество с Италией. Предпочтение итальянским крейсерам отдавалось в первую очередь из-за их высокой скорости (39—42 узла), поскольку основной задачей крейсеров в то время считалось выполнение набеговых морских операций и разведки.

Однако итальянцы отказались продать нам один из готовых крейсеров. И новый наморси В.М.Орлов в январе 1932 года предложил наркомвоенмору К.Е.Ворошилову либо заказать в Италии один-два корабля для последующей постройки однотипных им в СССР, либо строить на своих заводах крейсера современного типа с помощью итальянцев. В феврале 1932 года остановились на варианте постройки новых крейсеров «с предъявлением к ним современных тактических и боевых требований».

Первоначально, ориентируясь на международное соглашение, ограничивающее калибр артиллерии легких крейсеров 155 мм, новые корабли предполагалось вооружить 152-мм орудиями. Учитывая, что Советский Союз не участвовал в заключении этих соглашений и что к тому времени закончилась разработка 180-мм орудий с высокими баллистическими характеристиками, еще на стадии подготовки оперативно-тактического задания, новый крейсер решили вооружить 180-мм артиллерией. Дело в том, что других орудий для крейсеров в СССР просто не существовало. Калибр 130 мм уже не отвечал требованиям ВМС (такими орудиями вооружались новые эсминцы), а 180-мм пушки к этому времени прошли испытания, и одноорудийные башни М-1-180 были установлены на крейсере «Красный Кавказ».

15 апреля 1932 года В.М.Орлов утвердил подписанное начальником УСУ (УСУ - учебно-строевое управление в те годы выполняло функции штаба наморси) ВМС Э.С.Панцержанским следующее оперативно-тактическое задание на разработку проекта легкого крейсера. Назначение: обеспечение боевых действий подводных лодок у своих баз и в море, разведка и поддержка разведки и атак эсминцев, атака (отражение) десанта противника и обеспечение своих тактических десантов, участие в комбинированном ударе сил флота по противнику в море, бой с крейсерами противника. Корабль должен был иметь 4 180-мм орудия (в двух башнях в оконечностях), 4 100-мм и 4 45-мм зенитных орудия, 4 12,7-мм пулемета, 2 трехтрубных торпедных аппарата, 4 двухместных истребителя Ди-6 на двух катапультах; полную скорость хода — 37—38 узлов, дальность плавания экономическим ходом (14—16 узлов) — 3000— 3600 миль и стандартное водоизмещение— не более 6000 т (имелся вариант и с шестью 180-мм орудиями: 2 башни — в носу, 1 — в корме).

Одновременно прорабатывался проект сторожевого крейсера для Дальнего Востока стандартным водоизмещением не более 10 000 т. 8 июня 1932 года ОТЗ на него утвердил заместитель начальника Морских сил И.М.Лудри. Назначение корабля в нем определялось как участие в сосредоточенном ударе сил флота в море и на позиции, обеспечение операций подводных лодок, атака (отражение) десанта противника, разведка и поддержка дозора, обстрел побережья противника и постановка активных минных заграждений. Он должен был обладать большой скоростью, чтобы действовать совместно с эсминцами и даже торпедными катерами, и крупнокалиберной артиллерией для боя с тяжелыми артиллерийскими кораблями. В жертву приносились бронирование и дальность плавания. Вооружение предполагалось из восьми 180-мм, шести 100-мм, четырех 45-мм орудий, шести 12,7 мм пулеметов, двух трехтрубных торпедных аппаратов, двух гидросамолетов бомбардировщиков-торпедоносцев и одной катапульты; скорость полная — не менее 38 узлов; дальность плавания экономической скоростью — до 3500 миль.

Предэскизное проектирование легкого крейсера выполняла кораблестроительная секция Научно-технического комитета (НТК) под руководством Ю.А.Шиманского.

В июле — августе 1932 года в Италию для ознакомления с судостроительными фирмами и размещения заказа на котлотурбинную главную энергетическую установку суммарной мощностью 100—120 тыс. л.с. для будущего советского крейсера направили комиссию ВМС и «Союзверфи». Спустя три месяца туда же командировали главного инженера ЦКБС-1 В.А.Никитина.

Выполненные в 1932—1933 годах НИВКом предварительные проработки подтвердили возможность установки на легком крейсере шести 180-мм орудий в трех башнях при стандартном водоизмещении до 6500 т. Состав авиавооружения при этом сокращался с четырех «бомбардировщиков-торпедоносцев» до двух корабельных разведчиков КР-2. Бронирование корпуса рассчитывалось, исходя из обеспечения защиты от 152-мм снарядов на дистанциях 85 — 115 кбт и курсовых углах 0 — 50° и 130—180°. В качестве прототипа для обводов корпуса и машинно-котельной установки был выбран «Раймондо Монтекукколи». Заложенный в октябре 1931 года этот крейсер стандартным водоизмещением 7540 т должен был иметь главные механизмы с двумя турбинами фирмы «Белуццо» общей мощностью 110 000 л.с.

Прототип крейсера «Киров» - итальянский крейсер «Раймондо Монтекукколи»



19 марта 1933 года В.М.Орлов утвердил подписанное начальником 1-го (организационно-планового) управления УВМС РККА М.Е.Горским «Тактическое задание на легкий крейсер с механизмами (турбинами) итальянского крейсера «Монтекукколи» мощностью 106—120 тыс. л.с. Задание предусматривало артиллерийское вооружение из шести 180-мм орудий (три двухорудийные башни), четырех — шести 100-мм зенитных орудий в палубных установках, шести 45-мм полуавтоматов, четырех 12,7-мм пулеметов (боезапас 900 180-мм, 1200 — 1800 100-мм и 6000 45-мм снарядов, 40 000 12,7-мм патронов). Авиационное вооружение включало два корабельных разведчика КР-2, торпедное — два трехтрубных 533-мм торпедных аппарата (6 торпед), минное — около 100 мин образца 1931 года (в перегруз). Бронирование: палуба — 50 мм, борт и траверзы 50 — 35 мм, барбеты башен 35 — 50 мм, башни 100 — 50 мм, боевая рубка — 100 — 150 мм. Полная скорость хода — 37 узлов; дальность плавания полным ходом — 1100 миль, экономическим — 3500 миль; стандартное водоизмещение — не более 6500 т.

Первоначальный вариант крейсера проекта «26» - ещё с двухорудийными башнями.



По этому заданию НИВК ВМС, созданный в 1932 году на базе НТК ВМС, разработал эскизный проект крейсера, утвержденный Орловым 20 апреля 1933 года. 8 мая УВМС был заключен договор с ЦКБС-1 на разработку общего (технического) проекта. Руководил проектированием начальник корпусного отдела бюро А.И.Маслов, который в 1935 году, впервые в истории советского судостроения, был назначен главным конструктором проекта. В конструкторских работах активно участвовали многие молодые инженеры, ставшие впоследствии выдающимися кораблестроителями, — Н.А.Киселев, А.С.Савичев, Н.Н.Исанин, Л.Д.Дикович и другие. Котлотурбинные установки разрабатывались под руководством начальника механического отдела ЦКБС-1 А.В.Сперанского, а затем — Б.С.Фрумкина. Проектированием котлов руководил Г.А.Гасанов. Главным наблюдающим от ВМС был назначен В.П.Благовещенский.

В основу проекта, получившего номер 26, был положен теоретический чертеж крейсера «Эудженио ди Савойя» - более крупного, чем «Раймондо Монтекукколи». Для «Эудженио ди Савойя» первоначально предназначалась и главная энергетическая установка, которую теперь итальянцы решили продать СССР.

Итальянский лёгкий крейсер «Эудженио ди Савойя»



В конце 1933 года с итальянской фирмой «Ансальдо» был заключен договор, по которому фирма обязывалась:

— разработать полный комплект рабочих чертежей легкого крейсера типа «Монтекукколи»;
— передать полный комплект документации по главной энергетической установке для легкого крейсера «Эудженио ди Савойя» со всеми рабочими чертежами;
— передать полный комплект документации по всем поставляемым вспомогательным механизмам;
— оказывать консультации по проектированию, а также техническую помощь в организации стапельных работ и производстве котлов, турбин и вспомогательных механизмов.

Для приемки механизмов на фирму «Ансальдо» в июле 1934 года вновь отправился главный инженер ЦКБС-1 В.А.Никитин.

Итальянская фирма «Ансальдо» имела давний опыт сотрудничества с Россией. Еще для Российской империи фирма, одно из подразделений которой тогда называлось «Фиат-сан-Джорджио», строила подводные лодки. После некоторого перерыва, с началом индустриализации, «Ансальдо» возобновило сотрудничество с теперь уже советской Россией. в 1930-е годы, по договору с Советским Союзом, фирма «Ансальдо» разрабатывала проект эскадренного миноносца (проект 7). Хотя строительство эсминцев проекта 7 было прекращено, но тот опыт, который был получен советскими конструкторами в ходе совместной работы с итальянцами, позволил самостоятельно приступить к работе над следующими проектами. В 1933-1935 гг. фирма «Ансальдо» построила сторожевые корабли «Киров» и «Дзержинский» для погранохраны Тихого океана, которые прослужили на Дальнем Востоке до 1960 года.

5 октября 1934 года на совещании в АНИМИ руководитель разработки башен главного калибра инженер Ленинградского металлического завода А.А.Флоренский предложил существенно усилить вооружение крейсера, установив в каждой башне вместо двух по три орудия в одной люльке. Общее количество стволов главного калибра возрастало на треть. Масса башни, по сравнению с двухорудийной, увеличивалась на 30 т.

Ровно через месяц В.М.Орлов утвердил это предложение. Проект был откорректирован с увеличением стандартного водоизмещения крейсера до 7120—7170 т, и 29 декабря 1934 года Совет Труда и Обороны утвердил его тактико-технические элементы: вооружение — девять 180-мм орудий в трех башнях, расположенных в диаметральной плоскости (причем носовые — одна над другой), шесть 100-мм зенитных орудий в палубных установках, шесть 45-мм полуавтоматов, четыре 12,7-мм пулемета, два трехтрубных торпедных аппарата калибра 533 мм, два гидросамолета-разведчика КОР-1 с катапультой; бронирование борта, траверзов, барбетов и палубы — 50 мм; башни — 75 мм (лобовая стенка) и 50 мм (крыша), боевой рубки — 150 мм; скорость хода на испытаниях при водоизмещении 7700 т — 37 узлов, дальность плавания экономическим ходом (18 уз.) —3000 миль.

В связи с новыми габаритами башен и погребов теоретический чертеж был несколько изменен с «приполнением» кормовых обводов. Изменения коснулись также формы и конструкции форштевня для более удобной постановки параванов-охранителей. Кормовая оконечность вместо крейсерской получила транцевую форму.

При составлении рабочих чертежей полученную от итальянцев документацию пришлось весьма существенно переработать. В отличие от применяемой в Италии чисто поперечной системы набора, корпус нового крейсера решили изготовить по смешанной системе, классической для отечественного предвоенного кораблестроения; в средней части использовалась продольная система, со шпацией рамных шпангоутов 750 мм, а в оконечностях — поперечная, со шпацией 500 мм (против 760 мм, принятых у итальянцев). Особое внимание уделили конструкции сопряжений продольной и поперечной систем во избежание резкого изменения площади сечения и появления концентрации напряжений. Палубная и бортовая броня учитывались в составе основных связей, обеспечивающих общую продольную прочность. Вследствие этих изменений корпуса крейсеров проекта 26 были значительно прочнее корпусов итальянских кораблей.

В конструкцию главных турбозубчатых агрегатов (ГТЗА) серийных кораблей, которые изготавливались в СССР по лицензии, был внесен ряд усовершенствований. Поэтому мощность энергоустановки головного корабля, поставленная фирмой «Ансальдо», уступала мощности серийных крейсеров с отечественными ГТЗА.

Согласно утвержденному техническому проекту, стандартное водоизмещение крейсеров проекта 26 составляло 7170 т, нормальное — 7700 т и полное — 8800 т, наибольшая длина — 191 м, ширина без брони — 17,56, высота борта на миделе —10,1, осадка при нормальном водоизмещении — 5,27 м. Непотопляемость обеспечивалась при затоплении трех любых смежных отсеков. Бронирование: борт, нижняя палуба и траверсы — 50, стенки боевой рубки — 150, крыша — 100, лоб и крыша башен — 70, боковые и задняя стенки — 50 мм. Главная энергетическая установка состояла из двух ГТЗА по 55 000 л.с. (при частоте вращения гребного винта 290 об/мин) и шести водотрубных котлов с параметрами пара 325 °С, 23 атм. По предварительным расчетам ожидалось, что крейсер при водоизмещении около 7700 т разовьет на испытаниях не менее 37 узлов при форсировке турбин до 126 500 л.с. Численность экипажа — 671 человек.

Чтобы уложиться в заданное водоизмещение, отказались от кормовой группы артиллерийских постов орудий главного калибра (КДП и ЦАП) и от запасных торпед, уменьшили боезапас 100-мм пушек, приняли облегченную конструкцию четырехногой фок-мачты. Для снижения веса в виде эксперимента кормовую ходовую рубку (запасной командный пункт — ЗКП), ряд второстепенных переборок и выгородок, сходных и вентиляционных шахт выполнили из дюралюминия.

22 октября 1935 года на Ленинградском заводе № 189 имени С.Орджоникидзе (бывший Балтийский судостроительный и механический завод) состоялась закладка «заказа № 269» - головного крейсера проекта 26. На торжественном мероприятии присутствовали Председатель ЦИК СССР М.И.Калинин и Начальник морских сил РККА флагман флота 1 ранга В.М.Орлов. Приказом наркома обороны кораблю присвоили имя С.М.Кирова. Главным строителем назначили военинженера 2 ранга Н.В.Григорьева. При строительстве крейсера «Киров» с помощью итальянских специалистов были освоены новейшие технологии. Корпусные конструкции предварительно соединялись на сборочных болтах с последующей клепкой. Впервые в советском кораблестроении все главные и часть вспомогательных механизмов столь крупного корабля были смонтированы еще на стапеле (до этого на воду спускался пустой корпус, установка механизмов производилась на плаву у достроечной стенки, что удлиняло цикл строительства). Применялась, хотя и в ограниченном объеме, электросварка, которую только начали внедрять в судостроении.

Корабль был объявлен стахановским объектом. Стапельные работы завершились в рекордный срок - за один год и 38 дней. 30 ноября 1936 года крейсер был спущен на воду. Это объяснялось как хорошей организацией работ, так и тем, что на «Кирове» смонтировали уже доставленные из Италии ГТЗА со всеми вспомогательными механизмами. Котлы изготавливал завод № 189 по итальянским чертежам.

В январе 1937 года командующий КБФ флагман флота 2 ранга Л.М.Галлер, осмотрев достраивающийся на Балтийском заводе крейсер «Киров», поставил вопрос о переделке на нем боевой и ходовой рубок и ряда других постов. После этого начальник ОК УМС инженер-флагман 2 ранга Б.Е.Алякрицкий доложил наморси РККА флагману флота 1 ранга В.М.Орлову, что расположение постов управления на крейсере требует переделок; четырехногая мачта и посты СПН закрывают обзор из боевой рубки в корму; сектора действия носовых боевых прожекторов и носовой батареи 45-мм полуавтоматов слишком малы.

Учитывая большую степень готовности первых двух кораблей, было решено достраивать их по первоначальному проекту, а доработки произвести только на последующих. Решение об изменении проекта 26 было принято в апреле 1937 года. Работы выполнялись в ЦКБ-17 (так с 1937 г. стало называться ЦКБС-1) под руководством главного конструктора А.И.Маслова. В откорректированном проекте, получившем индекс 26-бис и утвержденном в конце 1937 года, были сохранены основные элементы корпуса, машинно-котельная установка и вооружение. Толщину броневого пояса, траверзных переборок, лобовых стенок и крыш башен главного калибра увеличили до 70 мм. Была усилена малокалиберная зенитная артиллерия — 45-мм полуавтоматов стало 9. Четырехногую фок-мачту заменили башенноподобной. Это обеспечивало круговой обзор из боевой рубки, снижало вибрацию КДП, уменьшало высоту силуэта крейсера, расширяло зону обстрела 100-мм орудий на носовых углах. Для увеличения дальности плавания полный запас топлива довели до 1660 т при некотором сокращении (до 4,8 т) запаса бензина для самолетов. На крейсерах проекта 26-бис были установлены более совершенные системы приборов управления стрельбой главного калибра ПУС «Молния-АЦ» и МПУАЗО «Горизонт-2», а также отечественные катапульты. Деревянную мебель заменили на металлическую (дюралевую). Кормовой ЗКП выполнили стальным (на проекте 26—дюралевый). В результате всех корректировок нормальное водоизмещение возросло до 8882 т при средней осадке 5,87 м.

В остальном корабли проектов 26 и 26-бис по своим элементам были близки.

Крейсера проекта «26-бис»:



Главные внешние отличия крейсеров проекта «26» от проекта «26-бис» - реконструированная передняя надстройка и четырёхногая фок-мачта проекта «26» замененная башенноподобной в проекте «26-бис» - хорошо видны на отчётных моделях крейсеров «Киров» (верхнее фото) и «Максим Горький», находящихся в экспозиции Центрального военно-морского музея в Санкт-Петербурге.

В 1902 году поступил на кораблестроительное отделение Морского инженерного училища Императора Николая I в Кронштадте, выдержав высокий конкурс — на поступление претендовало 13 человек на место. Анатолий Маслов на экзаменах получил самые высокие оценки и был первым в списке поступивших. 9 мая 1906 года Высочайшим приказом по Морскому Ведомству № 223 был произведён в корабельные гардемарины-судостроители. В 1907 году, после окончания морского училища, был произведён в подпоручики.

В январе 1908 года назначен в Санкт-Петербургский военный порт помощником строителя линкора додредноутного типа «Андрей Первозванный». В результате реформы казённых верфей, переведён на Адмиралтейский завод помощником начальника технического проектного бюро. Принимал участие в расчётах элементов корпуса линкоров класса «Севастополь». Во время работ А. И. Маслова отметил известный кораблестроитель И. Г. Бубнов и впоследствии неоднократно привлекал молодого инженера к различным проектным работам. В июне 1909 года А. И. Маслов был назначен помощником строителя линкоров «Гангут» и «Полтава».

С октября 1909 года по май 1913 года Маслов состоял штатным слушателем кораблестроительного отделения Николаевской Морской академии, был учеником знаменитого кораблестроителя А. Н. Крылова, который впоследствии так его характеризовал: «Отличные результаты конструкторской деятельности Маслова достигнуты благодаря тому, что он всегда умело сочетал практическую сторону проектирования кораблей с научной разработкой различных вопросов, возникающих при проектировании кораблей». Параллельно с учёбой в академии Маслов продолжал работу на Адмиралтейском заводе, принимая участие в работах по линейным крейсерам класса «Измаил».

В 1913 году по представлению профессора И. Г. Бубнова Маслов был приглашён в Политехнический институт для преподавания курса строительной механики корабля и теории упругости. Преподавательскую деятельность Маслов совмещал с работой на Адмиралтейском заводе. В январе 1914 года Маслов под руководством И. Г. Бубнова разработал общий проект линейного корабля «Император Николай I», а позднее - проект линкора с 16" артиллерией по техническим заданиям Морского Генерального штаба.

С мая 1913 по апрель 1917 года А. И. Маслов состоял помощником начальника проектного технического бюро Адмиралтейского завода. Способности А. И. Маслова неоднократно отмечались Главным управлением кораблестроения. В начале 1914 года, в период подготовки к созданию проектного бюро ГУК, его планировали назначить начальником Первого отдела кораблестроительного управления (проектирование линейных кораблей), однако начавшаяся Первая мировая война потребовала строить корабли. В 1916 году под его руководством были построены три заградителя типа «Демосфен» и десять сторожевых кораблей типа «Копчик». 6 декабря 1916 года Маслов был произведён в подполковники. Был награжден орденом Святого Станислава 2-й степени.

С апреля 1917 по октябрь 1918 года - главный корабельный инженер Балтийского завода. Позже работал на Севастопольском морском заводе, в судостроительном отделе Главметалла ВСНХ. В 1925 - 1931 годах Маслов работал начальником проектного бюро «Судотреста». В 1931 - 1933 годах занимался проектированием сторожевых кораблей и тральщиков типа «Заряд», «Стрела», «Шпиль», корпусов для лидеров типа «Ленинград». В 1932 году опубликовал работу «За революционные темпы и методы внедрения электросварки в судостроении» и начал первым на практике использовать сварку вместо клёпки в корпусных конструкциях крейсеров.

В 1933 - 1945 годах - главный конструктор лёгких крейсеров проектов «26»(крейсера типа «Киров»), «26-бис»(крейсера типа «Максим Горький») и «68» (крейсера типа «Чапаев»).

10 апреля 1942 года А. И. Маслову за разработку проектов боевых кораблей было присвоено звание лауреата Сталинской премии первой степени, а в мае 1944 года - учёная степень доктора наук без защиты диссертации. С 1944 года заведовал кафедрой конструкции судов Ленинградского кораблестроительного института. Вёл научную работу в области судостроения. Был награжден орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Умер 6 декабря 1968 года в Ленинграде.

Головным крейсером проекта «26-бис» стал «Максим Горький», заложенный 20 декабря 1936 года на заводе № 189.

Корпус легких крейсеров типа «Максим Горький» целиком принят по проекту 26. Он был клепаным, с полубаком и транцевой кормой, имел две палубы — верхнюю и нижнюю (броневую) и две платформы. Система набора корпуса — смешанная; в средней части (61—219 шп.) — преимущественно продольная, с длиной шпации 750 мм, в оконечностях — поперечная, со шпацией 500 мм. На протяжении 61—224-го шп. корпус имел двойное дно. Высота борта на миделе и в корме составляла 10,1 м, в носу — 13,38 м. Начальная метацентрическая высота по техническому проекту при нормальном водоизмещении достигала 1,1 м. Погибь верхней палубы — 0,4 м. Впервые в практике советского судостроения нижняя часть полубалансирного руля и кромки гребных винтов выступали за основную линию на 1200 мм, в результате чего маневренность крейсера улучшилась.

Корпус разделялся на 19 водонепроницаемых отсеков, в главных переборках отсутствовали двери или какие-либо лазы под нижней (броневой) палубой. Непотопляемость корабля обеспечивалась при затоплении трех любых отсеков.

Броневая защита, по сравнению с проектом 26, была заметно усилена. Толщину броневого пояса и броневых траверзов на 61-м и 219-м шп. увеличили до 70 мм (на «Кирове» — 50 мм). Также до 70 мм возросла толщина брони передних стенок и крыш башен главного калибра и их барбетов и до 30 мм — горизонтальная и вертикальная защита рулевого и румпельного отделений.

Артиллерия главного калибра была такой же, как на крейсерах проекта 26 и состояла из девяти 180-мм орудий Б-1-П в трех трехорудийных башенных установках МК-3-180. Боекомплект включал 900 (по 100 на орудие) выстрелов; в перегруз можно было принять 942 выстрела. 180-мм орудия Б-1-П с длиной ствола в 57 калибров поставлял завод «Большевик». Установки МК-3-180 разработал Ленинградский металлический завод (он же изготовил первые три башни для крейсера «Киров»), затем производство их передали на николаевский судостроительный завод № 198 имени Марти, который по чертежам ЛМЗ изготавливал башни для последующих крейсеров проектов 26 и 26-бис.

Артиллерия главного калибра крейсера «Максим Горький» - 180-мм орудия Б-1-П в трех трехорудийных башенных установках МК-3-180. Дежурный горнист краснофлотец Ситдиков Ф.С. играет сигнал «на спуск флага». 1945 год



Система приборов управления стрельбой (ПУС) «Молния-АЦ» крейсеров проекта 26-бис отличалась от ПУС «Молния», установленной на «Кирове» и «Ворошилове», не только наличием более совершенного ЦАС-1, но и рядом дополнительных новшеств. Например, преобразователем координат (ПК), с помощью которого стабилизировалась в пространстве траектория полета снарядов. В «Молнии-АЦ» для учета углов крена использовалась гировертикаль «Шар», входящая в систему приборов управления огнем зенитной артиллерии «Горизонт-2». Теперь ПУС позволяли осуществлять стрельбу по невидимой цели при корректировке огня с самолета. Таким образом, крейсера проекта 26-бис могли реализовать свою артиллерию на полную дальность.

Командно-дальномерный пост КДПЗ-6 находился на башенноподобной мачте. Это снизило вибрацию на полном ходу, но одновременно уменьшило высоту расположения КДП над водой (20 м против 26 м на проекте 26). Изменение архитектуры носовой надстройки привело к иному размещению и двух носовых 90-см боевых прожекторов типа МРЭ-Э9.0-2. В 1944 году на крейсерах установили радиолокационные станции управления огнем.

Зенитная артиллерия дальнего боя крейсеров проекта 26-бис состояла из шести 100-мм универсальных установок Б-34, расположенных на кормовой надстройке по три на борт (две батареи). Для каждого орудия имелось по 300 унитарных патронов со снарядами массой 15,8 кг. В перегруз корабли принимали 2000 100-мм патронов.

Управление стрельбой 100-мм орудий осуществлялось системой морских приборов управления артиллерийским зенитным огнем (МПУАЗО), состоящей из двух стабилизированных по углу крена постов наводки (СПН) с трехметровыми дальномерами типа ДМ-3, зенитным автоматом стрельбы (ЗАС) и системы синхронной силовой передачи (СССП). СПН располагались побортно на 1-м ярусе носовой надстройки, их стабилизацию обеспечивала гировертикаль. Здесь находились посты командиров батарей 100-мм орудий.

Крейсера проекта 26-бис получили на вооружение усовершенствованные МПУАЗО «Горизонт-2» с ЗАС «Горизонт-2». Новые автоматы стрельбы обеспечивали стабилизацию траектории снаряда путем трансформации углов горизонтального и вертикального наведения через преобразователь координат. Впрочем, за всю войну черноморские, а тем более балтийские крейсера ни разу не применили свои «сотки» по воздушным целям в условиях качки, так что объективно оценить эффективность ПУС зенитного калибра с точки зрения стабилизации просто невозможно.

Корабли проекта 26-бис отличались друг от друга зенитными артиллерийскими установками дальнего боя. «Максим Горький» и «Молотов» имели штатные Б-34. Но поскольку в 1940 году их выпуск завод «Большевик» прекратил, на Кировском заводе началась подготовка к производству улучшенного образца — Б-34-У. Война и блокада помешали этим планам, и в дальнейшем выпуск этих артустановок передали на Красноярский завод № 4 имени Ворошилова. В 1948-м Б-34-У была доработана с целью ее сопряжения с ПУС «Зенит-42» и новой СССП типа МИСС-42. Во время капитального ремонта и модернизации на «Молотове» Б-34 заменили на Б-34-УСМ-1. Таким образом, для тихоокеанских крейсеров, достраивавшихся в годы войны, «соток» не оказалось. В июле - августе 1941 года прошла испытания 85-мм корабельная зенитная установка 90-К, спроектированная в КБ завода № 8 имени М.И.Калинина. Установками 90-К вооружались крейсера «Калинин» и «Каганович». Поскольку 90-К имели меньшие габариты, чем Б-34, на тихоокеанских крейсерах удалось разместить по 8 таких пушек. В 1942 году изготовили всего четыре орудия 90-К, поэтому «Калинин» был сдан с 76-мм артустановками 34-К — их заменили на 90-К в мае 1943 года.

Батареи зенитной артиллерии дальнего боя крейсера «Максим Горький» - 100-мм универсальные установки Б-34, расположенные на кормовой надстройке крейсера - по три на борт.





Зенитная артиллерия ближнего боя состояла из девяти 45-мм полуавтоматов (боезапас по 600 патронов на ствол, перегруз— 650 патронов) и четырех 12,7-мм пулеметов ДШК (боезапас по 12 500 патронов). Как и на крейсерах проекта 26, специальной системы управления она не имела, целеуказание осуществлялось командирами батарей. Дистанция до цели измерялась полутораметровыми дальномерами ДМ-1,5. Несмотря на то, что число 45-мм пушек, по сравнению с проектом 26, было увеличено в полтора раза, зенитная артиллерия ближнего боя по количеству стволов и по качеству орудий была малоэффективна при отражении атак скоростных бомбардировщиков и торпедоносцев.

Во время войны крейсера вооружались 37-мм автоматическими установками 70-К взамен 45-мм полуавтоматов 21-К. Причем 37-мм автоматы (боезапас по 3000 патронов на ствол) ставились не только на месте 45-мм пушек, но и на крышах башен, вместо снятых катапульт и т.д. Поэтому их количество доходило до 15 единиц (на тихоокеанских крейсерах — до 21). После капитального ремонта и модернизации на «Молотове» появились 37-мм спаренные автоматические зенитные установки В-11. Во время Отечественной войны на балтийских и черноморских крейсерах разместили по два 12,7-мм счетверенных пулемета «Виккерс» (Vickers Mk-lll), поставляемых по ленд-лизу из Великобритании.

Зенитная артиллерия дальнего и ближнего боя крейсера «Максим Горький». На переднем плане зенитная артиллерия ближнего боя - четыре 37-мм автоматические зенитные артустановки 70-К - по две на борт. За ними артиллерия дальнего боя - 100-мм универсальные установки Б-34 - по три на борт.



Минно-торпедное вооружение. Крейсера проекта 26-бис имели по два 533-мм торпедных аппарата, располагавшихся по бортам в средней части корабля. Боекомплект составлял 6 торпед только в аппаратах, запасных не было. Проектом предусматривалась установка аппаратов 39-Ю, как и на крейсерах проекта 26.

«Молотов» вооружили более совершенными аппаратами 1-Н, разработанными в 1938—1939 годах. Они имели комбинированную систему стрельбы — пороховую и воздушную, с массой порохового заряда 1400 г. Скорость вылета торпеды из аппарата повысилась, по сравнению с 39-Ю, в 1,5 раза. Новый аппарат имел несколько большие габариты (9230 х 3500 мм) и массу (12 000 кг). Торпедные аппараты снабжались приборами центральной полуавтоматической наводки, входящими в состав систем приборов управления торпедной стрельбой (ПУТС) «Молния».

В перегруз крейсер принимал на верхнюю палубу 164 мины заграждения образца 1912 года или 100 мин КБ-1. Для их приемки предусматривались рельсы протяженностью 270 м. В воду мины сбрасывались по двум кормовым скатам.

Противоминное вооружение. Защита от якорных мин обеспечивалась, как и у кораблей проекта 26, четырьмя параванами-охранителями К-1, размещенными на тележках у барбета 2-й башни главного калибра.

6 июня 1941 года главный военный совет ВМФ принял решение «Об оборудовании боевых кораблей размагничивающими устройствами в 1941 году», согласно которому в течение III и IV кварталов намечалось оборудовать такими устройствами все крейсера. Устанавливать их пришлось уже во время войны. В августе того же года в заводских условиях, во время аварийно-восстановительного ремонта, был оборудован штатной системой ЛФТИ «Максим Горький». К осени закончили монтаж размагничивающего устройства на «Молотове». В декабре 1942-го на крейсере «Калинин» смонтировали более совершенное размагничивающее устройство, разработанное на основе проведенных исследований и накопленного опыта.

Противолодочное вооружение состояло из больших и малых глубинных бомб, кормовых бомбосбрасывателей и бомбометов БМБ-1. По проекту крейсера имели 20 ББ-1 и 30 БМ-1, но во время войны принимали до 30 ББ-1 и до 60 БМ-1 и несли по 2—4 бомбомета. На крейсерах проекта 26-бис, также как и на их предшественниках типа «Киров», отсутствовали средства обнаружения подводных лодок. Станция звукоподводной связи «Арктур-МУ-И» функцию шумопеленгаторной выполнять не могла.

Радиоэлектронное вооружение. Работы по созданию корабельных радиолокационных станций в СССР начались позже, чем в других странах. В 1939 году была испытана подвижная РЛС импульсного типа РУС-2 (радиоулавливатель самолетов — 2) «Редут». Она позволяла не только обнаруживать самолеты на дальности более 100 км, но и непрерывно определять их координаты, а также контролировать месторасположение целей и следить за динамикой воздушной обстановки. На базе этой станции в НИИ-20 в 1940 году под руководством главного конструктора Л.Леонова была создана модификация РУС-2 — первая корабельная радиолокационная станция обнаружения «Редут-К». Она разрабатывалась с учетом специфики эксплуатационных условий в море: повышенной влажности, качки, значительного удаления антенны от аппаратуры и т.д. Первую такую РЛС установили на крейсере «Молотов», антенну станции разместили на грот-мачте. Дальность ее действия превышала 100 км. На учениях в мае 1941-го она показала высокие для того времени тактические возможности по обнаружению воздушных и надводных целей и хорошие эксплуатационные качества.

Свою эффективность «Редут-К» продемонстрировал в первые же месяцы войны на Черном море. «Молотов» до конца ноября 1941 года оставался в Севастополе, поскольку его РЛС была одним из основных элементов системы ПВО главной базы. Уже в первые дни войны крейсер имел прямые линии связи со штабом флота и КП ПВО Севастополя для быстрой передачи данных об обнаружении самолетов. С июля 1941 по ноябрь 1943-го с помощью станции было обнаружено более 9000 самолетов противника. За период обороны Севастополя (1941—1942 гг.) не отмечено ни одного случая скрытного подхода авиации противника с моря. Во время массированных налетов РЛС обеспечивала слежение одновременно за 7—8 группами фашистских самолетов, работая безотказно до 20 часов в сутки.

В годы войны были созданы отечественные корабельные станции управления артиллерийским огнем (орудийной наводки) «Марс» и «Юпитер», предназначавшиеся для легких крейсеров. В 1944-м году на крейсере «Молотов» прошла испытания и опытную проверку РЛС управления артиллерийским огнем «Марс-1». Государственная комиссия рекомендовала принять ее на вооружение (принята под названием «Редан-1»). На тихоокеанском крейсере «Калинин» была установлена РЛС «Юпитер».

В 1944 году крейсера оснастили импортными радиолокационными станциями: обнаружения воздушных и надводных целей (английские типов 281 и 291, американские типа SG), управления огнем главного калибра (английские типов 284 и 285) и управления зенитным огнем (английские типа 282).

Средства наблюдения и связи. На крейсера проекта 26-бис устанавливалась та же система радиовооружения «Блока-да-2», которая была разработана для «Кирова». Не менялся и состав аппаратуры, а также ее размещение, кроме поста УКВ связи — из-за изменения архитектуры носовой надстройки он теперь располагался на четвертом ярусе. Уже в ходе войны устаревшую аппаратуру заменяли на более современную, сокращался и ее типоразмер. На вступившем в строй в декабре 1942 года крейсере «Калинин» стояли передатчики: «Ураган», «Шквал-М», «Скат», «Бриз-М» — по одному комплекту; приемники «Вихрь» — 5 компл., «Дозор» — 2 компл., «Пурга» — 1 компл., 45-ПК-1 — 3 компл., УКВ «Рейд» — 1 компл. Для светосигнальной и визуальной связи служили пять 45-см прожекторов, фонари системы Семенова и типа «Ратьер», стереотрубы, бинокли, сигнальные флаги и ракеты. На крейсерах проекта 26-бис устанавливались модернизированные станции звукоподводной связи «Арктур-МУ-М».

Штурманское вооружение состояло из двух комплектов гирокомпасов «Курс-2», до 20 репитеров, двух одографов «Сперри-Вилье» и курсографа «Курс-И». Имелись также четыре-пять 127-мм (5-дюймовых) магнитных компасов (2 главных и 2—3 путевых), два комплекта вертушечного (гидродинамического) лага «ГО марка III» 2-й модели, два комплекта эхолота ЭМИ-2 с одной парой вибраторов. Корабли снабжались радиопеленгатором «Градус-К», его антенна размещалась на фок-мачте.

Авиационное вооружение, такое же, как у крейсеров проекта 26, включало два самолета и катапульту. Последняя размещалась в средней части корабля между трубами. Взлет самолета осуществлялся при развороте катапульты на угол в пределах 60°—120°. Самолеты стояли на специальных площадках у первой трубы. Их крылья для удобства хранения могли складываться назад.

Крейсера проекта 26-бис получили самолеты-разведчики КОР-1, созданные в таганрогском ЦКБ морского самолетостроения и принятые на вооружение до создания более совершенной машины. Предназначенный для их замены корабельный разведчик КОР-2 проектировался по схеме летающей лодки. Государственные испытания его начались в 1941-м, но к испытаниям самолета на корабле удалось приступить только в конце войны. КОР-2 (Бе-4) имел взлетную массу 2760 кг, мощность двигателя 1000 л.с., максимальную скорость 356 км/ч, потолок 8100 м и продолжительность полета 2 ч.

На крейсерах «Максим Горький» и «Молотов», в отличие от крейсеров проекта 26, имевших немецкие катапульты, установили отечественные ЗК-1 производства Ленинградского завода ПТО имени Кирова (главный конструктор Бухвостов). По своим характеристикам они были близки к немецким К-12: разгонная скорость 125 км/ч, длина 24 м, масса 27 т. Авиационное вооружение на тихоокеанских крейсерах при их сдаче отсутствовало, а катапульты ЗК-26 установили уже после войны (с самолетами КОР-2).

Запас авиационного бензина составлял 4800 кг, меньше, чем у крейсеров проекта 26, из-за увеличения емкости топливных цистерн. При сдаче флоту «Максима Горького» замечания, касавшиеся авиавооружения, во многом были схожи с ранее высказанными в адрес крейсеров проекта 26: отсутствие передвижных площадок, трапов, других приспособлений для стыковки и расстыковки крыльев, осмотра и производства регламентных работ, а также погреба для хранения авиабомб; недостаточный вылет стрелы самолетно-барказного крана.

Наиболее интересные испытания проходили на крейсере «Молотов», где по решению ГКО от 12 сентября 1943 года взамен старой установили модернизированную катапульту ЗК-1а. В Батуми в августе 1944-го с нее запускали грузовые макеты — «болванки», а в следующем месяце в Новороссийске начались сдаточные испытания. В акте от 24 октября того же года записано: «Катапульта, проверенная многократными пусками самолетов Бе-4 и «Спитфайр», работает отлично и может быть допущена к эксплуатации». Взлеты английского колесного истребителя и советской летающей лодки с одной и той же направляющей подтвердили универсальность и высокие качества ЗК-1а.

Авиация крейсеров в боевых условиях не применялась. В начале войны самолеты сняли с кораблей, но они по-прежнему числились в составе элементов их вооружения. Во время восстановительного ремонта «Максима Горького» в 1941 году с него демонтировали катапульту, чтобы на ее месте установить дополнительные зенитные орудия. К концу войны стало очевидным, что авиационное вооружение крейсеров, занимавшее значительные объемы и являвшееся источником пожарной опасности, в боевом отношении малоэффективно. Учитывая размеры Балтийского и Черноморского театров, корабли при выполнении боевых операций постоянно находились в пределах радиуса действия авиации противника. В этих условиях тихоходные и слабо вооруженные КОР-1 не могли использоваться. Воздушную разведку противника и корректировку огня кораблей по береговым целям осуществляли самолеты берегового базирования. Два-три истребителя, запускаемые с катапульты, не смогли бы надежно защитить корабль от атак бомбардировщиков и торпедоносцев. Подъем же приводнившегося самолета или даже только летчика требовал остановки корабля — во время реальных боевых действий это было связано с большим риском. Крейсер «Молотов», поврежденный в ходе набеговой операции 3 августа 1942 года, не смог подать буксир на лидер «Харьков», поскольку оба корабля непрерывно подвергались атакам авиации противника и вынуждены были постоянно маневрировать. Остановка на 20 минут для подъема из воды экипажа немецкого самолета, сбитого советским истребителем, послужила основной причиной гибели лидера и двух эсминцев 5 октября 1943 года на Черном море.

С появлением на крейсерах радиолокационных станций, а затем и вертолетов, корабельные самолеты-разведчики утратили свое значение. В октябре 1947 года катапульты демонтировали на всех крейсерах.

Крейсер проекта 26-бис имел два моторных катера КС-26, два 16-весельных моторных барказа, два шестивесельных яла и по одному четырехвесельному и шестивесельному спасательному вельботу. Катера размещались на кильблоках на площадке кормовой надстройки, а барказы, шестерка и четверка — на верхней палубе и полубаке. Одна шестерка и вельбот располагались побортно на поворотных шлюпбалках в кормовой части верхней палубы. Для спуска и подъема барказов и шлюпок служили два самолетно-барказных крана, а для моторных катеров — грузовая стрела.

Численность экипажа из-за установки дополнительного зенитного вооружения увеличилась. При вступлении в строй на «Максиме Горьком» насчитывалось 56 человек начсостава, 159 младших командиров, 682 краснофлотца — всего 897 чел. По мере дальнейшего усиления зенитной артиллерии, установки радиолокационных станций и другого оборудования, штат экипажа вырос еще больше. К 1944 году на «Максиме Горьком» находилось 963 человека, на «Молотове» — 863. Двухъярусные койки в кубриках пришлось заменять трехъярусными.

Головным крейсером проекта 26-бис стал «Максим Горький», заложенный 20 декабря 1936 года на ленинградском заводе № 189 имени С.Орджоникидзе. Главный строитель - Н. Ф. Мучкин, затем В. С. Боженко. При строительстве обозначение крейсера — «заказ № 270».

30 апреля 1938 года, как только устье Невы очистилось от льда, «Максим Горький» был спущен на воду. Было уже ясно, что договорный срок сдачи корабля заказчику, назначенный на 1 ноября 1938 года, выдержать не удастся.сказались задержки в поставках материалов, оборудования и вооружения. Потребовался год напряженного труда, прежде чем 16 апреля 1939 года начались швартовные испытания, а в мае опробованы ГТЗА (без винтов). После устранения выявленных недостатков, корабль перевели в Кронштадт, и поставили в сухой док имени Велещинского, где в течение сентября - октября провели осмотр, очистку и покраску подводной части, а также установили винты. 11 сентября корабль вывели из дока. С 22 по 24 сентября крейсер совершил первый выход в море. 10-11 октября выполнили опытовое определение остойчивости путем кренования, получив удовлетворительные результаты.



Для скорейшего ввода корабля в строй, его допустили к ходовым испытаниям без части вооружения и оборудования: 100-мм орудий, стабилизированных постов наводки, катапульты, дизель-генераторов и зенитного автомата стрельбы. С 14 октября по 1 ноября 1939 года крейсер прошел заводские ходовые испытания, совмещенные по указанию НК ВМФ с государственными. Они проходили на Сескарском и Гогландском плесах в обстановке предвоенного и военного времени, в море корабль выходил в сопровождении тральщиков. Испытания показали надежную работу машинно-котельной установки. Скорость полного и максимального хода оказалась выше спецификационных (как и соответствующие мощности турбин). Выявились резервы повышения экономичности работы котлов путем снижения избытка воздуха, отмечалось отсутствие перегрузки. На испытаниях при водоизмещении 8748 т и мощности механизмов 129 750 л.с. корабль достиг скорости 36,1 узла. Результаты испытаний представлены в таблице.



При строительстве и испытаниях корабля не обошлось без ЧП. 2 сентября 1939 года, когда крейсер стоял в доке, на территории Морского завода был проведен митинг в связи с нападением Германии на Польшу и по поводу оказания помощи населению Западной Украины и Западной Белоруссии. После его окончания судостроители и краснофлотцы устремились с берега на корабль. Часовой, проверявший пропуска, находился на палубе, поэтому на сходне скопилось около 70 человек. Не выдержав такой массы, сходня обломилась, и люди упали с 15-метровой высоты на бетонное дно дока. 14 человек разбились насмерть, 23 умерли в госпитале от полученных травм. 9 декабря 1939 года военпред и представитель завода спустились в цистерну авиационного топлива для проверки противопожарной системы. Хотя они и имели аппараты КИП, но оба погибли от удушья.

К 24 декабря 1939 года - моменту официального предъявления крейсера к государственным испытаниям - его электромеханическую установку уже полностью испытали и передали для эксплуатации личному составу электромеханичсеской боевой части корабля, под руководством командира БЧ-5 инженер-капитана 3-го ранга Газина Петра Петровича.

Зимой и весной 1940 года на крейсере заканчивали монтаж и наладку систем вооружения. Срок сдачи корабля перенесли на май, но и его выдержать не удалось - задерживали поставщики и наладчики новых сложных счетно-решающих систем управления артогнем. С окончанием ледохода государственные испытания продолжились, за время испытаний корабль прошел 9000 миль.

Крейсер «Максим Горький» в период Государственных испытаний, лето 1940 г.





Испытания завершились только 25 октября 1940 года подписанием приемного акта и дополнительного протокола, в котором крейсер был признан "вполне современным кораблем, способным выполять задачи своего класса". Основными недостатками признавались неотработанность схем ПУС и МПУАЗО, отсутствие защиты от магнитных мин, размещение 100-мм орудий в открытых щитах, отсутствие деревянного покрытия верхнех палубы. Эти документы подписали председатель постоянной приемной комиссии НКВМФ конт-адмирал М.М. Долинин, директор Балтийского завода А.М. Подсушный, ответственный сдатчик корабля М.М. Михайловский, командир корабля капитан 1-го ранга А.Н. Петров, командиры боевых частей и другие члены комиссии.

12 декабря 1940 года крейсер «Максим Горький» вошел в состав флота и на нем был поднят военно-морской флаг. Крейсер был включен в состав Отряда лёгких сил (ОЛС) КБФ.

Еще 27 июля 1940 года, более чем за четыре месяца до офоциального вступления в строй, новый крейсер возглавил парад боевых кораблей на Неве в день Военно-Морского флота. В журнале «СССР на стройке» (ориентированном на иностранную аудиторию и выходившем на пяти языках) появилась фотография «Максима Горького».

Крейсер «Максим Горький» во время парада на Неве.



13 - 14 декабря 1940 года, после поднятия флага, совместно с дивизионом новых эсминцев крейсер перебазировался в Таллин. К весне 1941 года экипаж крейсера отработал все задачи курса боевой подготовки корабля. 4 мая 1941 года крейсер вышел на рейд Таллина для отработки задач боевой подготовки, а затем выполнял учебные стрельбы, в том числе три - главным калибром.

Дла отработки действий в составе соединения кораблей, 14 июня 1941 года Отряд Лёгких Сил (ОЛС) в составе лёгких крейсеров «Киров» (под флагом контр-адмирала В.П. Дрозда) и «Максим Горький» (под командованием капитана 2-го ранга Петрова Анатолия Николаевича), и десяти новых эскадренных миноносцев 1-го и 2-го дивизионов, вышел с Таллинского рейда в Рижский залив. Поход выдался очень напряженный. Корабли отражали "атаки" самолетов, торпедных катеров и эсминцев условного противника, вели "бои" с береговыми батареями. В субботу, 21 июня 1941 года, корабли ОЛС встали на якорь на рейде порта Усть-Двинск в Рижском заливе, где находилась Прибалтийская военно-морская база. Здесь корабли где и встретили начало Великой Отечественной войны.

В первый же день войны отряд минных заградителей и эсминцев под флагом командующего эскадрой КБФ контр-адмирала Д.Д.Вдовиченко начал постановку оборонительного минного заграждения в устье Финского залива. Для прикрытия его от ударов противника со стороны моря в 17.57 из Усть-Двинска вышел отряд кораблей под командованием начальника штаба ОЛС капитана 2 ранга И.Г.Святова в составе крейсера «Максим Горький» и эсминцев «Гневный», «Гордый» и «Стерегущий». Прикрытие потребовалось из-за того, что наблюдательные посты ВМБ Ханко обнаружили у банки Олег вражеские корабли, классифицированные как крейсер, два эсминца, тральщики и сторожевые корабли. Считалось, что противник укрылся в шхерах для срыва минных постановок.

Дозорный тральщик БТЩ-216 еще на рассвете 22 июня обнаружил севернее острова Хиума минное поле, о чем сообщил в штаб флота. Но донесение не было учтено. Довлело указание Москвы «не поддаваться на провокации». Как ни парадоксально, но в Усть-Двинске, где базировалась значительная часть флота, не было ни одного быстроходного тральщика, поэтому рассчитывать приходилось только на собственные параваны-охранители. Чтобы прибыть в назначенный квадрат в установленное время, отряд должен был преодолеть 180 миль 22-узловым ходом. Параваны же эффективно работали при скорости хода от 14 до 18 узлов.

Корабли миновали Ирбенский пролив и около трех часов ночи 23 июня, снизив скорость до 18 узлов, начали маневрирование вблизи маяка Тахкуна, следуя переменными курсами. Головным был «Гневный», шедший в 8 кбт впереди «Максима Горького», эскадренные миноносцы «Гордый» и «Стерегущий» держались в охранении на курсовых углах 60° левого и правого борта в 3–5 кбт от крейсера. Идя со скоростью 22 узлов, корабли быстро приближались к району минного заграждения «И-16» и вскоре начали пересекать его в невыгодных условиях: под углом встречи в 20°, при высокой вероятности попадания мин в параваны.

В 3.35 в 16 - 18 милях к северо-западу от маяка подорвался на мине эсминец «Гневный» - ему оторвало носовую оконечность корпуса до мостика, и корабль лишился хода. Сразу же после этого, по приказанию Святова, «Максим Горький» и «Стерегущий» повернули «все вдруг» на обратный курс, a «Гордый», сняв с поврежденного корабля лишный состав, потопил его артиллерийским огнем.

В 4.21 крейсер «Максим Горький» подорвался на мине в точке с координатами 59°20' с.ш. и 22°00' в.д. Как вспоминал И.Г. Святов, находившийся на корабле, «... воздух дрогнул от оглушительного взрыва. Крейсер с полного хода ткнулся носов в воду, словно врезался в скалу, и замер. Многотонная лавина воды обрушилась на палубу». Центр взрыва пришелся на левый борт около 24-го шп. на высоте 1,5—2 м. от киля. Носовая оконечность корпуса, оторванная по линии, соединяющей центр взрыва с 47-м шп. на палубе полубака, перевернулась вверх форштевнем и быстро затонула. Район повреждений ограничивался 55-м шп. Траверзная переборка на 61-м шп. не пострадала и сохранила водонепроницаемость. Чтобы устранить дифферент на нос, были затоплены кормовые дифферентные и креповые отсеки, а затем и кормовое подбашенное отделение. Переборки на 61-м и 83-м шп. подкрепили деревянными упорами. Выяснив состояние корабля и машин, в 4.31 командир, боясь разрушения носовой переборки, дал задний ход. Но крейсер описывал циркуляцию и не слушался руля. Командир пошел на риск и дал машинами «малый вперед». Траверзная переборка выдержала, скорость постепенно повысили до 8 узлов. После ряда мероприятий, осуществленных личным составом по обеспечению живучести, крейсер пошел своим ходом, развивая до 12 узлов (при этом машины давали 109 об/мин, что соответствовало 16 узлам в нормальных условиях).

Kрейсер «Максим Горький» после подрыва на мине



Командир крейсера решил не возвращаться в Таллин, а идти к ближайшему берегу — острову Вормси. На переходе сигнальщики трижды сообщили об обнаружении подводных лодок. Каждый раз корабль, сохранивший свою боеспособность и подвижность, выполнял маневр уклонения от возможных атак и открывал огонь из 100-мм и 45-мм орудий. В 8.30 «Максим Горький», сопровождаемый эсминцем «Стерегущий», подошел к юго-западной оконечности острова Вормси, но стать на якорь не мог, поскольку становые якоря затонули вместе с носовой оконечностью, а стоп-анкер был потерян в результате сотрясения от взрыва. Чтобы крейсер не вынесло течением на камни, его приткнули носом к мели и приняли балласт в носовые отсеки с таким расчетом, чтобы он сел на грунт носовой частью в районе 46—70 шп., а винты и руль оставались на глубине, даже если корабль развернет течением.

В 12.40 к «Максиму Горькому» подошел лидер «Минск» под флагом командующего эскадрой. Д.Д.Вдовиченко осмотрел повреждения крейсера и определил необходимые мероприятия для его дальнейшего перехода. Для оказания помощи крейсеру был сформирован отряд кораблей, который возглавил командир Охраны водного района главной базы флота капитан 2-го ранга Милешкин Александр Александрович (флаг на тральщике Т-208 «Шкив»). В отряд вошли эскадренные миноносцы «Стерегущий», «Артем» и «Володарский», спасательное судно «Нептун», гидрографическое судно «Лоод», 5 катеров МО («малых охотников») и дивизион БТЩ - быстроходных (базовых) тральщиков типа «Фугас», в составе тральщиков Т-208 «Шкив», Т-212 «Штаг», Т-213 «Карамбол» и Т-218.

Подготовка к проводке поврежденного крейсера не проводилась. Документы на переход отряда находились на тральщике Т-208 «Шкив», на котором шли капитан 2-го ранга Милешкин и командир дивизиона БТЩ капитан-лейтенант И. С. Свиридов. Оттуда поступил сигнал: "Строй тральщиков на переходе - уступ вправо, углубление змейкового трала 30 футов". Других сведений и инструктажа командиры тральщиков не получили.

В 21.15 от сигнальщиков крейсера поступил доклад о якобы обнаруженной подводной лодке, и правая 100-мм батарея дала по ней два залпа. В 21.35 из Таллина подошли дивизион БТЩ, буксир «Зарница» и вспомогательное судно «Кама». К 23.55 на «Каму» было выгружено 1200 180-мм полузарядов из погребов 1-й и 2-й башен и 6 боевых зарядных отделений торпед.

Т-218 в 3 часа 24 июня был послан в дозор к Штапельботтенскому бую. В 7.35 24 июня прибыли эсминцы «Артем» и «Володарский». К 8 часам утра водолазные работы завершили. На разрушенную часть носовой оконечности был надет пластырь. Перед переборкой 61-го шп. установили деревянный барьер для защиты ее от ударов волн. Из бревен, пластыря и парусины соорудили фальшнос для уменьшения сопротивления. В 9.00 подошедшее спасательное судно «Нептун» приняло буксирный трос с кормы крейсера, а «Зарница» - с носа. Из носовых отсеков откачали воду, и в 9.44 корабль сошел с мели. В 9.53 крейсер отдал кормовой буксир, а в 10.09 начал движение своим ходом.

Весь отряд двинулся в путь, головным шел Т-208 «Шкив», за ним строем уступа влево еще три БТЩ. Шедший в голове крейсера миноносец «Володарский» держлся в 15-20 кбт за концевым БТЩ, другие два миноносца «Стерегущий» и «Артем» шли в охранении по обе стороны от крейсера. Концевым шло спасательное судно.

Через час, пройдя пролив Хари-Курк, тральщики построились в походный ордер, поставив змейковые тралы. В 11.58 у банки Лайне в районе носовой части головного тральщика Т-208 «Шкив», пересекавшего линию минного заграждения «И-18», раздался взрыв, вызвавший детонацию в носовом артиллерийском погребе. Корабль почти мгновенно затонул, из личного состава погибли 29 человек, в том числе командир ОВР капитан 2-го ранга А. А. Милешкин, флаг-штурман ОВР лейтенант Г. П. Белименко, командир дивизиона БТЩ капитан-лейтенант И. С. Свиридов, командир тральщика старший лейтенант А. Б. Карасев. Т-208 не размагничивался и не имел противоминной обмотки. Судя по характеру взрыва он погиб именно на магнитной мине.

Поскольку на Т-208 «Шкив» погибло командование переходом, а также документациая на переход отряда, проводка крейсера была сорвана. Командир крейсера решил вернуться к острову Вормси - с тем, чтобы тральщики очистили от мин выходной фарватер, а затем провели крейсер за тралами. «Максим Горький» немедленно отработал назад и начал самостоятельно разворачиваться на обратный курс. В 14.20 отряд вернулся к острову Вормси; по пути крейсер дважды открывал огонь из 100-мм орудий - по обнаруженному перископу (в 12.26) и самолету (в 12.52). Чтобы удержать корабль в проливе, с него подали буксир на спасательное судно «Нептун», вставшее на якорь.

Однако задерживаться у Вормси было опасно - над кораблями то и дело появлялись вражеские разведчики. После двухчасового совещания, проведенного на крейсере при участии командиров тральщиков, было решено уклониться от минной опасности, совершив переход по прибрежному мелководью. В 18.00 с помощью спасательного судна «Максим Горький» начал разворот для выхода из пролива, в 18.12 он отдал буксир и пошел своим ходом. Командир крейсера капитан 1-го ранга Анатолий Николаевич Петров повел крейсер не по фарватеру, а вблизи берега, по малым глубинам, имея под килем не более 1,5 м воды. Головным шел тральщик T-218, за ним - остальные тральщики, эсминец «Артем», в кильватер ему - «Максим Горький», справа от крейсера - «Стерегущий», три ТКА и два МО, слева - «Володарский» и столько же катеров. На переходе, в районе банки Нордвэйн, тральщики Т-212 и Т-213 разбили о грунт параван-охранители, поставленные с углублением 9 м, без учета малых глубин по маршруту плавания.

Орден Красного Знамени командира тральщика Т-212 «Штаг» старшего лейтенанта Буздина Константина Матвеевича, который заменил погибшего командира дивизиона БТЩ и возглавил отряд тральщиков, обеспечив успешный переход крейсера «Максим Горький» через минные заграждения притивника.



xxx

xxx

xxx

В ночь на 25 июня отряд прибыл на Таллинский рейд. Снова был подан буксир на вставший на якорь «Нептун». В 6.42 три буксира повели крейсер в Купеческую гавань, и в 8.40 он ошвартовался у Северного мола.

После тщательного обследования повреждений офицеры техотдела флота подтвердили, что крейсер может идти в Кронштадт. Переход был намечен на 27 июня. Приняли решение идти по прибрежному фарватеру. В 2.16 «Максим Горький» в охранении трех эсминцев и катеров МО вышел за тралами шести БТЩ, шедших в строю двойного уступа. На переходе тральщики подсекли 4 мины. Из Нарвского залива в Лужскую губу отряд прошел через сложный пролив Хайлода, где до войны не появлялся ни один крупный корабль. В 18.30 крейсер был на Большом Кронштадтском рейде. При переходе из Таллина в Кронштадт он развивал до 13-14 узлов, большая скорость грозила опасностью — от напора воды могла разрушиться переборка 61-го шп.

В 20.00 буксир КП-1 провел корабль в ворота гавани, а в 20.44 он вошел в док имени Велещинского. К 5.00 28 июня с него выгрузили весь боезапас, а в 15.15 «Максим Горький» встал на кильблоки.

Выполнять срочные восстановительные работы поручили заводу № 189. В Кронштадт прибыла группа специалистов завода под руководством главного инженера В.С.Боженко. После обсуждения было решено построить на стапеле завода новую носовую оконечность, спустить ее на воду, отбуксировать в Кронштадт и затем соединить в доке с корпусом корабля. Такой способ восстановления одобрили главный конструктор корабля А.Й.Маслов и видный ученый-кораблестроитель член-корреспондент АН СССР Ю.А.Шиманский. Ответственным руководителем по ремонту крейсера назначили старшего строителя А.С.Монахова, от ЦКБ-17 была выделена оперативная группа во главе с Н.А.Киселевым, от КБ завода № 189 — конструкторская группа под руководством П.Н.Кочерова.

Поврежденный крейсер «Максим Горький» в сухом доке имени Велещинского в Кронштадте



За восемь дней в доке были произведены обрезка и зачистка рваных участков обшивки и набора корпуса, определены места пристыковки новой носовой оконечности, произведен ремонт отдельных поврежденных участков корпуса. После этого корабль вывели из дока и поставили носом к стенке Морского завода. 3 июля на восточном стапеле завода № 189 начали постройку носовой оконечности, для которой удалось использовать отливки форштевня, клюзов и судовое оборудование недостроенных крейсеров проекта 68. Круглосуточный ударный труд четырехсот судостроителей позволил изготовить ее всего за 15 дней. 18 июля 150-тонную носовую оконечность спустили на воду с принятым для остойчивости водяным балластом (120 т). При спуске, в качестве меры предосторожности, ее поддерживал 200-тонный плавучий кран. В ночь с 20 на 21 июля носовую оконечность отбуксировали в Кронштадт и сразу же ввели в док — на тех же спусковых салазках, на которых она была спущена на воду со стапеля. Затем в док вошел и сам поврежденный крейсер. После откачки воды отсек подтянули, состыковали и заклепали. Чтобы обеспечить светомаскировку при проведении сварочных и газорезательных работ, над доком соорудили из брезента светонепроницаемый шатер, полностью закрывший носовую часть корабля. Во время ремонта были также исправлены погнутые кромки лопастей левого гребного винта и смонтировано размагничивающее устройство, а также со средней надстройки сняты катапульта и 45-мм орудия, а на их месте установлены четыре 37-мм зенитных автоматa 70-К.

Kрейсер «Максим Горький» в сухом доке имени Велещинского в Кронштадте во время восстановления носовой части.



2 августа корабль вывели из дока, а 12-го он вышел на рейд для проверки механизмов, оборудования, размагничивающего устройства и проведения ходовых испытаний. Вместо намеченных трех месяцев на восстановление «Максима Горького» ушло всего 43 дня.

---

xxx


А. С. МОНАХОВ (1915—1981), в годы войны - старший строитель судов на Балтийском заводе

В первые же дни Великой Отечественной войны современный легкий крейсер ≪Максим Горький≫, построенный накануне войны по проекту видного кораблестроителя Анатолия Иосафовича Маслова, получил серьезные повреждения: его носовая часть длиной в 30 м по днищу была оторвана взрывом мины и затонула, а на длине, превышающей 20 м, был сильно деформирован корпус. Но даже сильнейший взрыв не смог разрушить броневую поперечную переборку, она устояла и не пропустила воду внутрь крейсера; водонепроницаемость корабля была отлично обеспечена. Поврежденный корабль под командованием капитана 1-го ранга Анатолия Николаевича Петрова своим ходом пришел в Кронштадт и 29 июня 1941 г. был введен в сухой док.

Крейсер был еще на подходе к Кронштадту, а находившийся в Ленинграде заместитель наркома А. В. Самарин сообщил, что срочные восстановительные работы на крейсере поручаются Балтийскому заводу. Немедленно в Кронштадт выехала группа специалистов во главе с главным инженером завода Владимиром Семеновичем Боженко.

- Вы назначаетесь ответственным руководителем по ремонту крейсера, — сказал мне главный инженер. — Действуйте. Будем помогать.
- Помогать будем! — повторил заместитель секретаря парткома завода, опытный судостроитель Михаил Яковлевич Тяпкин.

Восстановление крейсера рассматривалось на заводе как фронтовое задание особой важности. По заключению технической комиссии флота, на восстановительные работы, если их проводить последовательно в доке, требовалось не менее трех месяцев. Однако военная обстановка диктовала иные сроки. Да и нельзя было так долго держать в доке корабль, который фактически являлся беззащитной мишенью для врага. Выполнить приказ надо быстро и хорошо — это понимал каждый из нас. Но как? Думали, спорили, обсуждали. И приняли необычное для мирного времени решение: взамен оторванного носа корабля, одновременно с работами в кронштадтском доке, изготовить на Балтийском заводе новую носовую оконечность, спустить ее на воду и отбуксировать в Кронштадт, затем ввести ее в док, вплотную к крейсеру, и, осушив док, собрать все в единое целое. Решение наше одобрили конструкторы крейсера и видный ученый-кораблестроитель член-корреспондент АН СССР Юлиан Александрович Шиманский.

Теперь, когда ≪добро≫ было дано, можно было приступать к делу. За семь дней - с 29 июня по 5 июля 1941 г., - во время первой стоянки крейсера в доке, была произведена обрезка и зачистка рваных участков обшивки и набора корпуса, определены места пристыковки новой носовой оконечности, частично устранены деформированные детали и произведен ремонт отдельных поврежденных участков корпуса. 5 июля крейсер был выведен из дока в более безопасное место. Ремонтные работы в Кронштадте выполнялись рабочими Балтийского и кронштадтского Морского заводов при деятельном участии экипажа корабля. Оперативное руководство осуществлял опытный строитель судов Иван Иванович Нефедьев.

Сооружавшаяся на стапеле Балтийского завода носовая оконечность крейсера составляла значительную часть корабля: она включала ряд отсеков и помещений различного назначения. В них - ответственные судовые механизмы, устройства, системы и электрооборудование, соединенные многочисленными трубопроводами и электрокабелямй. Тут же кубрики, служебные помещения с соответствующим оборудованием, изоляцией и отделкой. Сколько дел предстояло! Чтобы сократить срок полного восстановления крейсера, решено было ряд монтажных работ провести непосредственно на стапеле одновременно с формированием носовой оконечности.

Трудились по-фронтовому — этим все сказано! Жесткий график выдерживался с точностью. Внимание всего заводского коллектива было приковано к выполнению задания. Строители судов, конструкторы и технологи оперативно рассматривали поступающие от цехов предложения, на месте принимали технические решения, оформляя эскизы или технологические указания тут же, на блокнотных листках. Благодаря этому быстро открылся фронт работ для монтажных цехов. Только на стапеле круглосуточно трудились около 400 рабочих и инженерно-технических работников. Еще не была завершена сборка наружной обшивки и верхней палубы, а в отсеках уже полным ходом устанавливалось оборудование. Начальники цехов: корпусного — Серафим Иванович Григорьев и электромонтажного — Владимир Петрович Лавинский (в дальнейшем ветераны труда, персональные пенсионеры, лауреаты Государственной премии СССР) — работали как старшие мастера и непосредственно руководили работой своих бригад. Отлично проявили себя на постройке носовой оконечности корабля мастера завода. Кавалер ордена Ленина Григорий Григорьевич Рожнов, прошедший путь от рядового рабочего до старшего мастера, еще до поступления чертежей и эскизов находил необходимые решения для сокращения срока работ. Блеснули организаторским талантом опытные мастера Александр Алексеевич Митавский и Александр Моисеевич Горчаников; под их руководством с максимальной четкостью и точностью действовали все бригады. А какое упорство и мужество в труде проявила молодежь (электросварщик Михаил Корочкин, по двенадцать часов не покидавший своего поста, судосборщики Иван Михайлов и Николай Щеплецов, монтажник Николай Подлипаев.,. Позднее они и другие судостроителибалтийцы продолжали восстановление крейсера ≪Максим Горький≫ уже в Кронштадте).

День ото дня вырастала на стапеле громада носовой оконечности крейсера, а вскоре началась и энергичная подготовка к спуску ее на воду. Спусковое устройство разработал ведущий конструктор завода Павел Николаевич Кочеров. Он предложил на тех же спусковых салазках, на которых носовая оконечность будет спущена на воду, установить ее в доке, подтянув к корпусу крейсера для сопряжения. Расчет спуска, однако, показал, что носовая часть в воде может оказаться не остойчивой и перевернуться. Чтобы этого не случилось, для понижения центра тяжести внутрь, носовой части залили 120 т воды. Кроме того, при спуске ее поддерживали 200-тонным плавучим краном. И спуск прошел благополучно.

Теперь — буксировка носовой части с завода в Кронштадт. Было это архитрудно: осадка носовой оконечности корабля с закрепленным на ней спусковым устройством в точности равнялась глубине фарватера. Как одолеть это препятствие? В ночь на 20 июля заводской буксир ≪Балтиец≫ отошел от стенки и медленно повел носовую оконечность крейсера. Стоя на ней, я подавал сигналы капитану буксира, когда днищем задевали за грунт. Буксир останавливался, затем снова давал ход. Трос натягивался словно струна, создавался рывок, и мы двигались дальше. Вот так и тащили многотонную махину, рискуя в любую минуту застрять на мели. К утру прибыли в Кронштадт.

21 июля началось второе докование крейсера- и соединение его с новой носовой оконечностью. Обе части корабля выровняли при помощи натянутых струн по центру дока и закрепили боковыми растяжками. После откачки воды из дока носовую часть совместили с корпусом крейсера с минимальными зазорами. С помощью талей, домкратов и специальных клиньев ее вплотную подтянули к корпусу корабля и выровняли по всему контуру разъема. Все сошлось. Затем началась сложная работа по прочному соединению носа с корпусом корабля. Каждую минуту нам угрожали налеты фашистской авиации. Было строжайше приказано: тщательно замаскировать крейсер, обеспечить полную светомаскировку при проведении электросварочных и газорезательных работ. Пришлось построить из брезента, фанеры и других материалов громадный светонепроницаемый шатер, полностью закрывший носовую часть крейсера. Замаскировать замаскировали, но условия труда при этом сильно ухудшились. Внутри громадного непроницаемого маскировочного колпака стало невыносимо жарко и душно, воздух насыщен газами. Но и тут нашли выход из положения: оборудовали вытяжную вентиляцию, подвели питьевую воду, охлаждали водой маскировочное покрытие, увеличили перерывы в работе. И восстановление корабля продолжалось безостановочно, круглые сутки.

Одновременно с подготовкой к соединению обеих частей крейсера в носовой части корабля производились монтажные работы. Рабочие завода вместе с командой корабля трудились, не жалея сил в времени.После десяти дней напряженного труда в доке удалось соединить обе части корабля, а затем провести испытания на водонепроницаемость. 1 августа крейсер вышел из дока, а еще 10 дней спустя закончились его испытания в море. Таким образом, на восстановление корабля потребовалось лишь 45 дней вместо отпущенных 90.

Крейсер ≪Максим Горький≫ вступил в строй и во время боев на ближайших подступах к Ленинграду вел по врагу сокрушительный огонь.

18 августа четыре буксира ввели крейсер в Лесную гавань. Уже на следующий день его 100-мм орудия открыли огонь по самолетам противника. 24 августа он перебазировался из Кронштадта в Ленинград, пройдя по Морскому каналу без буксиров, и ошвартовался у Хлебного мола торгового порта.

Схема огневых позиций кораблей КБФ в Торговом порту Ленинграда (сентябрь 1941 г.)



Крейсер был включен в систему артиллерийской обороны города, и 4 сентября его артиллерия впервые открыла огонь по наступавшим в районе Белоострова финским войскам. Затем «Максим Горький» участвовал в отражении сентябрьского штурма Ленинграда. С 7 по 17 сентября, в период наиболее напряженных боев, он систематически обстреливал наступавшие вражеские войска в районе Красное Село, Тайцы. Так, 11 сентября корабль выполнил 10 стрельб главным калибром, выпустив 285 снарядов по немецким войскам. Начиная с 12 сентября 100-мм орудия крейсера ежедневно открывали огонь по немецким самолетам, бомбившим порт.

Данные стрельбы артиллерии главного калибра крейсера «Максим Горький» 12 - 16 сентября 1941 года.



К середине сентября линия фронта настолько приблизилась к городу, что артиллерия противника получила возможность вести огонь прямой наводкой по неподвижному кораблю. 16-го числа в него попал один 127-мм снаряд, а 17-го — четыре (два пробили верхнюю палубу и надводный борт, третий — трубу, четвертый — надстройку; 10 моряков были убиты, 28 ранены, возникшие пожары быстро ликвидировали).

Описание событий 17 сентября - из дневника старшего политрука Ромаса Якова Дорофеевича, художника эскадры КБФ, проходившего службу на крейсере «Максим Горький»:

17 сентября утром солнечный хороший сентябрьский денек, редкие кучевые облачка, все как будто в порядке. Забыл сказать, что дней 15, как я разработал и частично осуществил маскировку корабля, особенно с воздуха, но об этой интересной области как-нибудь в другой раз. Часов около 11 утра фашисты открыли довольно точный огонь тяжелой артиллерии по нам, «Петропавловску», который стоял впереди в канале. Стреляли по нам и раньше, но лишь один, по-видимому, бронебойный снаряд, пробив четыре палубы (две верхних в надстройках и две в каютах, очень крутой траектории), не причинив людям вреда, исчез в воде. Пострадала кают-компания, стол старпома, каюта главврача, и все.

Я.Д. Ромас. Бой крейсера в Лесном порту. Сентябрь 1941 г.



Сегодня дело другое. Я нахожусь в аварийной партии под палубой верхней. Гулко, где-то недалеко слышен грохот снарядов и стук о железо палубы и бортов корабля осколков снарядов. Люди до крайности напряжены. Стреляем и мы главным калибром, но как-то скупо. Вдруг ужасающий грохот разрыва снаряда вплотную у борта, и сразу полный коридор и каюта какого-то едкого дыма. Аварийщики немного растерялись, перепутав сразу шланги пожарные и переноску (лампу). Старшина тоже трухнул в этот момент, и как-то само собой получилось, что я взял трубу шланга, крепким словом «поддал пару» электрику, славному парню Пономарю, чтобы распутал свое хозяйство, бросился атаковать очаг пожара. Путь преградили какие-то железные листы (оказалось, двери, вышибленные в коридоре и каюте). Взял кувалду, прибил их к палубе, тут и ребята очухались, начали вместе тушить. Очаг был найден в 42-й каюте. Затушили, вытащили обуглившиеся матрасы, книги, подушку кожаную и т.п. Дым страшно драл горло и легкие. Пробовали в противогазах, ничего не вышло. Словом, более или менее быстро ликвидировали пожар, сообщили в рубку командира крейсера. Лишь после этого обнаружили в парикмахерской половину восьмидюймового стакана снаряда (фугас). Он пробил, оказывается, борт, переборку в каюте 42/40 и стенку парикмахерской, ударился о стенку дымовой трубы и, обессилев, упал. Аварийная команда понемногу разобралась и приготовилась к дальнейшим действиям.

Снаряды где-то рвутся совсем рядом: то по правому (в воде), то по левому (по стенке) бортам. Оглушительный удар где-то над нами. «Осмотреться, – голос Жижеля (краснофлотца), – сверху пожар в кают-компании». Кинулись туда (над нами). Вот это ахнул. Пробил верхнюю палубу, влетел в кают-компанию, разорвался. Силой взрыва вмял следующую палубу, буквально смел ближайшие 4-5 столов, все стулья были привинчены к палубе, повалил стену, смежную с комнатой отдыха. Разбил буфет, а мелочей (пробоин, дыр и т.п.) – без конца. 1–2 минуты, и начинавшийся пожар ликвидирован. Опять внизу приготовились. Сильный и глухой взрыв в конце коридора по правому борту, за ним второй, посильнее, и идет сверху. Оказывается, первый – в судоремонтной мастерской, сразу же пожар. Тушит следующий аварийный пост. Растерзаны на куски трое. Хороши бы мы были, если бы накануне не выгрузили оттуда 26 (!) глубинных бомб! Вот летели бы. Но бомб глубинных на палубе за башнями еще тьма. Вторым разбило и унесло дверь, пробило как решето восемь кают подряд. Я увидел, на месте взрыва кто-то лежит. Кинулся с вестовым Крупкиным к нему. Вот ужасный вид. Лицо и руки защитного цвета замши, но глаза чисты, правда, навыкате, в них ужас. Ужасный стон. Беру под руки, но они оказываются совершенно перебитыми в дробь, беру за спину, Крупкин – за ноги, несем. Смотрю, все из него сыпется, череп, живот и, вообще, вижу – зря несем. Он и умер на руках. Оказалось, политрук БЧ-5 Паук. Минуту тому назад забегавший к нам, очень взволнованный.

Мельком взглянул на палубу около шкафута. Баркаса как не было, дыра в судоремонтной мастерской 4 кв. м, дыр, дырочек уйма. Пронесли окровавленного лейтенанта Пухова. Пробило. Смертельно ранен в голову. Умер на 4-й день. Убито уже 12, ранено 21. Опять оглушительный треск, лязг и грохот, опять прямое попадание, на этот раз в 1-й кубрик. Дыра 4 кв. м. Сметены ближайшие подвесные койки. Минута – пожара как не было. Опять удар. Над нами горят надстройки (каюта комиссара и командира). Сигнальщики, пулеметчики сметаются, убито уже 18, ранено 26. Главный калибр уже полчаса как отстрелялся, и мы не отдаем швартовые, нет приказания главного командования. Боцман велел отдавать швартовые. Нет приказания главнокомандующего. Верхний пожар ликвидируется боцманской командой под руководством Гусимцева, несмотря на то, что осколком ему выбило напрочь глаз. Молодчик.

Построение выровнялось более или менее, но ожидание ежеминутное смерти либо тяжелого увечья потянуло нервы. Проследовал главный боцман И.И. Скобелев отдавать швартовые. Правильно, так как такой точный огонь мог доканать «Максимку». Добро бы хоть мы вели огонь. «Петропавловск» выведен из строя. Неожиданно прижало к борту баржу с… боезапасом! Вот уж вовремя! Буксир растерялся, кинули снаряд, и загорелся ящик с боезапасом на барже. Потерять минуты – и грандиозный фейерверк на месте «Максимки». Помощник командира лейтенант Кутай[47] ликвидировал опасность. Наконец швартовые отданы, мы отходим от стенки. Снаряды все еще то там, то здесь шлепают в воду, но мы в движении. Выхожу на верхнюю палубу. Грустная картина. Вокруг смерть, разрушения. Но, видно, мы родились под счастливой звездой, жизненные центры корабля не пострадали, а то, что разрушено, все может быть быстро восстановлено. Всего выбыло из строя убитыми и ранеными 50 человек с небольшим. Личный состав – это герои, совершенно не дрогнули, ни одним движением не выказали намека даже на малодушие. «Чудо-богатыри» балтийцы.

Снаряды больше не падают. Какой контраст. Чудесный день, клонящийся ко второй половине, такое ласковое солнце, золотящаяся зелень, легкий ветерок. Так все кажется мирным, и только что пережитый огневой налет – смерть, грохот, лязг. Ну погодите, гады-фашисты. «Максимка» выдаст сполна за все. Совершенно теперь ясно, что на стенке или где-то рядом с ней вел кто-то корректировку. Батарея била за 20 км, а точность поразительная, шесть прямых попаданий в цель шириной 15 метров. Нужно было кораблю прочесать стенку людьми.

Отошли и стали у элеватора, это очень близко от места обстрела, но за зданием, и можно нам вести огонь, что «Максимка» и делал, пока 22 сентября, опять прямым попаданием, была буквально сметена вся надстроечная часть (сигнальщики, пулеметчики и т.п.), с ними вместе убито двенадцать, восемь ранено, двоих совсем даже не нашли, одни детали. Разворочена носовая труба, а все прочее еще более стало решетом на полубаке. Пожар на элеваторе. Снаряды падают за эсминцем «Сметливый» (стоит по корме в 300 м от нас и по каналу). Отдали швартовые и кормой самоходом отходили в Неву к Балтийскому заводу. Снаряды следуют за нами то справа, то слева, поднимая столбы воды, лишь один ударил в 2 м от левого борта на юте, изрешетил борт, леера, бронзовую надпись «Максим Горький», не причинив урона личному составу.

А вечер, вечер замечательный. Чудесная гамма осени ранней, лучи оранжевого солнца играют на облачках-барашках, освещают бронзу листвы и дома на Канонерских островах. «Максимка» лупит главным калибром, эсминцы также. Силуэт здания элеватора и складов порта. Все это очень впечатляющая, грозная картина и, странное дело, овеянная лирикой природы (опять контраст). Обязательно буду разрабатывать эту вещь. «Артдуэль». Утром, проходя мимо порта, на нас глядели со стенок и с уважением, и удивлением к нашим ранам. Молодец, «Максимка»! Молодцы, люди! Воспитанные своей Родиной. Воспитанные великим Сталиным.

21 сентября в крейсер попали три тяжелых снаряда, в результате был разбит ходовой мостик, 12 моряков погибли, семерых ранило. Дальнейшая стоянка на открытой позиции грозила кораблю неминуемой гибелью. Его командир капитан 1 ранга А.Н.Петров, не дождавшись разрешения штаба эскадры, самостоятельно сменил огневую позицию. Поскольку крейсер не мог развернуться в акватории порта, то он задним ходом, без помощи буксиров, против течения, прошел Морским каналом и укрылся в Гутуевском ковше, затратив на переход и швартовку всего 20 минут. Это был маневр, на который едва ли кто-нибудь отважился в мирное время.

Описание событий 21 сентября - из воспоминаний контр-адмирала И.Г. Святова, в 1941 году - командира Отряда легких сил КБФ:

21 сентября, когда начались массированные налёты немецкой авиации на корабли флота, около полудня, я на катере МО шёл из Кронштадта в Ленинград и был свидетелем атаки самолётов на линкор «Октябрьская революция». Две бомбы попали в носовую часть корабля. Сухопутная артиллерия от Стрельны вела по нему прицельный огонь прямой наводкой. Хотя снаряды сухопутной артиллерии для линейного корабля и были безвредны, я закрыл его дымовой завесой катера. Кораблю надо было сменить позицию, поэтому линкор, волоча за собой оба якоря по грунту, с развороченным полубаком ушёл в Кронштадт.

Войдя в канал, я увидел у хлебного элеватора «Горький», на котором тушили пожар. Подошёл к крейсеру и поднялся на палубу. Пожар был в районе мостика. Оказывается, попал шестидюймовый снаряд в помещения салона, командирской и бывшей моей каюты. Огонь быстро потушили, и мы с Анатолием Николаевичем пошли осматривать помещения. Меня, естественно, интересовала и моя каюта. Она оказалась залитой водой. Я открыл шкаф и достал из него свои часы, которые нам были подарены Центральным комитетом ВЛКСМ в 1927 году после окончания училища. Они были залиты водой. Я их бережно вытер и, как дорогую реликвию, положил в карман. Прощаясь с командиром, я заметил: «Анатолий Николаевич, здесь, ведь, нельзя стоять, вы просматриваетесь противником. Он вас изрешетит».

– Что же делать? Челпанов не разрешает менять огневую позицию. Я уже неоднократно докладывал обстановку, просил разрешения сменить позицию, но получил категорический отказ.

Я ушёл, а вскоре узнаю, что в крейсер попало ещё несколько снарядов, и Петров, несмотря на запрет Челпанова и отсутствие буксиров, задним ходом против течения, отошёл от стенки, прошёл ограждённой частью Морского канала и вышел в Неву. И всё это – задним ходом! Обычно крейсера передним ходом, в мирное время, из Морского канала в Неву выходили только с помощью мощных буксиров. Какое искусство! Какой класс! И, ведь, к железной стенке ошвартовался задним ходом без помощи буксиров!

22 сентября в 6.00 корабль отдал швартовы, и буксиры вывели его в Неву, поставив к левому берегу у завода № 194, а 23 сентября в 15.00 крейсер подошел к стенке завода № 189 для ремонта. Уже 3 октября его отбуксировали к Железной стенке торгового порта вблизи устья Фонтанки, хотя устранение повреждений продолжалось до 8-го числа. 22 и 24 октября противник обстреливал неподвижный корабль, и поэтому в дальнейшем при выполнении ответных стрельб командир крейсера старался менять позицию. 1 и 2 ноября «Максим Горький» четыре раза вел огонь по поселку Володарского, 22 и 23 — по батареям противника. Несмотря на то, что корабль менял места стоянки, ему не удавалось избежать попаданий. Так, 22-го вражеский снаряд попал в полубак перед 1-й башней. 29 ноября впервые позиции противника обстреливали из 100-мм орудий крейсера. 20, 23 и 25 декабря его артиллерия открывала огонь по узлам сопротивления немцев, содействуя войскам 42-й армии. Последние в 1941 году залпы «Горького» прозвучали 27 декабря.

Обстрел крейсера «Максим Горький», 1941 год. Немецкая фотография.



Поскольку 28 ноября 1941 года Военным советом КБФ было принято решение о прекращении отопления кораблей нефтью, с 5 декабря крейсер перевели на отопление углем; на корабле оставили лишь аварийный запас — 60 т мазута. Для утепления внутренних помещений верхнюю палубу покрыли толстым слоем шлака, на люки и входы сделали тамбуры. Жилые помещения пришлось отапливать печками-времянками. Трубы от них, выведенные из иллюминаторов каюты командира БЧ-5 и кубрика № 4, где жили котельные машинисты, хорошо на фотографиях представленных ниже. Борта и надстройки покрасили белилами, замаскировав крейсер под береговые сооружения.

Все стоявшие на Неве и в ее притоках корабли были объединены в группы, «Максим Горький» вошел в состав 2-й группы, базировавшейся в торговом порту. На зимний период ему установили оперативную готовность 6 суток, в постоянной готовности он должен был иметь одну башню главного калибра.

Крейсер «Максим Горький» у пирса ленинградского торгового порта, зима 1941-1942 года





Зимой 1941/42 года неподвижно стоявший крейсер неоднократно обстреливался немецкой артиллерией. 21 января в него попал 6-дюймовый снаряд, в результате чего вышло из строя 100-мм орудие. Главный калибр корабля привлекался к контрбатарейной борьбе. 8 и 9 февраля «Максим Горький» обстреливал батареи противника на Вороньей горе, израсходовав 29 180-мм снарядов.

7 января 1942 года новым командиром крейсера «Максим Горький» был назначен капитан 2-го ранга Святов Иван Георгиевич. Хотя опыта самостоятельного командования большим кораблем у Святова не было, он был хорошо знаком с крейсером «Максим Горький». Будучи начальником штаба Отряда легких сил (ОЛС) КБФ, он находился на крейсере во время его подрыва на мине в июне 1941 года. При его непосредственном участии тяжело поврежденный крейсер совершил переход по прибрежному мелководью в Таллин, а затем по прибрежному фарватеру - в Кронштадт. После расформирования ОЛС и передачи кораблей в состав эскадры КБФ, капитан 2-го ранга Святов был назначен командиром Охраны водного района КБФ. К этому времени был награжден уже двумя орденами Красного Знамени - в 1940 году, за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство, и в 1941 году - за мужество и отвагу, проявленные в первые месяцы Великой Отечественной войны - при эвакуации островных гарнизонов, минных постановках, во время Таллинского перехода.





Отрывок из книги воспоминаний контр-адмирала Ивана Георгиевича Святова «Корабли и люди»:

(рукопись воспоминаний контр-адмирала Святова была прислана из Парижа его дочерью Верой Трэмон. Книга увидит свет в 2016 году в издательстве «Гангут»)

Анатолий Николаевич Петров [командир крейсера «Максим Горький»] встретил меня очень радушно. «Что, захватчик, пришёл крейсер отбирать? Не отдам!». Он, правда, с большой неохотой шёл в штаб флота. Как-никак, всю службу провёл на кораблях. А у настоящих моряков – врождённое и стойкое отвращение к штабной работе на берегу. Однако выбор должности и места службы не всегда зависит от нас, какую-то роль и начальство играет. Да ни какую-то, а огромную, если не основную.

Процедура приёмки и сдачи крейсера длилась недолго. Офицеров крейсера я всех знал, они меня тоже. Состояние оружия и слаженность экипажа мне также были известны. Ведь, до начала войны штаб ОЛСа [Отряда Лёгких сил], находился на «Горьком». На нём, в каюте начальника всё ещё находились мои личные вещи.

На другой день, построив команду по «большому сбору», мы проводили Анатолия Николаевича к месту новой службы. Он попрощался с офицерами, старшинами и матросами. Сказал перед строем несколько тёплых слов, поблагодарил за совместную службу и пожелал боевых успехов. «Надеюсь, что с новым командиром вы будете служить и воевать не хуже, чем со мной», – завершил он свою прощальную речь, уходя с крейсера. Сыграли ему «захождение», он сошёл с трапа, а я стал «хозяином» корабля.

Командир крейсера! Командовать крейсером – мечта любого флотского офицера. И вот она свершилась, правда, зигзагом, но – это ничего, пережить можно!..

На другой день после приёмки «Максима Горького», я назначил ему смотр. Крейсер оказался в блестящем состоянии. Все механизмы и всё оружие находились в готовности к боевому использованию, только топливо было на исходе и перспектив на его получение не было никаких. И ещё была одна неприятность. Во время кризиса обороны Ленинграда, чтобы корабли не достались немцам в случае захвата города, приказом Главнокомандующего Сталина их подготовили к затоплению путём подрыва глубинными бомбами. И эти глубинные бомбы всё ещё лежали в машинном отделении и в артиллерийских погребах. Это больно резануло по сердцу. Правда, [капитан-лейтенант помощник командира] Дмитрий Львович Кутай шепнул мне, что они уже разоружены, запалы и проводка убраны.

Внешний вид экипажа и его выучка не оставляли желать ничего лучшего. Только был большой некомплект команды – значительную часть её отправили на сухопутный фронт в морские бригады. А оставшиеся сильно похудели на скудном пайке.

Основной боевой задачей крейсера была контрбатарейная борьба с противником. Немцы систематически обстреливали город. Обеспечивал выполнение этой задачи командир БЧ-2 старший артиллерист капитан-лейтенант Иосиф Юрьевич Шварцберг. Высокообразованный офицер, влюблённый в своё артиллерийское дело, он поставил задачу использования оружия на высший уровень. Под стать ему был и помощник, командир дивизиона главного калибра капитан-лейтенант Серафим Андреевич Волков. Всегда спокойный и уравновешенный, он пользовался любовью и уважением, как своих подчинённых, так и сослуживцев офицеров.

Мне помнится одна из стрельб по Екатерининскому дворцу в Царском селе – Пушкине, где был расположен штаб большого немецкого военачальника.

Из штаба начальника морской артиллерии вице-адмирала [И.И.] Грена поступило приказание обстрелять этот штаб, а на стрельбу отпустили всего только семнадцать снарядов. Помню, как тщательно готовились к этой стрельбе артиллеристы. Они учли всё, вплоть до вращения земли за время полёта снаряда. Дистанция стрельбы была около сорока километров – на пределе дальности. Стрельба обеспечивалась корректировкой береговых корректировочных постов и самолётов-корректировщиков. И что же? Как доложила разведка на второй или третий день после стрельбы, из семнадцати снарядов два попали в цель. Это сверхотличный результат.

Немалая заслуга в этом и штурманов крейсера старшего лейтенанта Харламова Михаила Васильевича и лейтенанта Куркина Николая Григорьевича, которые обеспечили артиллеристов исходными данными о месте крейсера и цели.

Не могла быть успешной эта стрельба и без чёткой работы связистов, возглавляемых старшим лейтенантом Лоскутовым Александром Васильевичем. Одним словом, весь экипаж работал, как хорошо сыгранный оркестр.

К сожалению, дворец серьёзно пострадал, и после войны реставраторам пришлось немало потрудиться, чтобы вернуть ему надлежащий вид – корабельная артиллерийская стрельба – безжалостна к мировым архитектурным шедеврам – увы!

Второй, не менее важной задачей, было сохранение боеспособности крейсера в условиях блокады и зимний ремонт орудий и механизмов. Мы готовились продолжать войну на море. В этом вопросе «первой скрипкой» были наши механики. Командир электромеханической боевой части инженер-капитан 3-го ранга Павел Павлович Газин или, как все его звали – Пал Палыч, был неутомим в своей деятельности. Небольшого роста, худенький, он был застенчив, как девушка, но, когда дело касалось его интересов, то есть БЧ-5, он превращался в рыкающего зверя и в своих схватках со старпомом Василием Мартыновичем ни в чём ему не уступал. Надо сказать, что Древницкий, в силу своего характера, непрочь был иногда поприжать нижнюю команду.

Каждый день с сокрушённым видом докладывал Пал Палыч об убыли топлива.

– Товарищ командир! Начальник тыла категорически отказал в выдаче мазута. Что будем делать?
– А что будем делать, Пал Палыч? Надо переходить на дрова. Ставить во всех помещениях буржуйки и выключать вспомогательные котлы.
– А электроэнергия? Откуда возьмём питание для освещения, для орудий? Ведь, без электроэнергии мы стрелять не можем. Товарищ командир! Вы доложите о положении командующему эскадрой, командующему флотом, пусть они прикажут начальнику тыла обеспечить нас.
– Пал Палыч! Да разве я не докладывал?! Докладывал, и не раз. Ну, где они возьмут мазут, раз его нет в Ленинграде!

Так мы и расходились, ни о чём не договорившись.

Тем временем, Древницкий и Кутай на всех горловинах и люках наделали деревянные тамбуры. Палубу засыпали шлаком и опилками, чтобы как-то сохранить тепло внутри помещений. Холод был злющий. Помыслы всех были нацелены на то, чтобы не заморозить корабль.

Когда топлива осталось тонн сорок, Газин пришёл ко мне в каюту и посмотрел на меня лукаво, с загадочным видом.

– Ну, что скажешь, Пал Палыч?
– Товарищ командир, разрешите переделать один вспомогательный котелок на дровяное отопление?
– А сумеете?
– Попробуем, может, что и выйдет.

И, действительно, вышло. Переделали оба вспомогательных котла на дровяное отопление. Получилось хорошо. Но встала новая проблема – где взять дров? В городе отоплялись мебелью, книгами и собственным дыханием, которое в большинстве ленинградцев едва теплилось. А что же делать нам?

Но вышли и из этого положения. Большинство причалов Ленинградского торгового порта в результате бомбёжек и артобстрелов сгорело. Надо льдом торчали только обгоревшие сваи. Дмитрий Львович направил свою кипучую деятельность на заготовку дров в порту. Проблема была решена.

Стояла свирепая зимняя стужа 1941–1942 года. В Ленинграде можно было ожидать любой диверсии, поэтому на подходах к кораблю в порту были выставлены дополнительные посты охранения. Почему-то на эти наружные посты, в лютую холодину, довольно охотно шли матросы из боцманской команды. Выяснилось, почему довольно странным образом. Однажды, Дмитрий Львович пришёл и докладывает:

– ЧП, товарищ командир!
– Что за ЧП?
– Матрос Зарубин потерял на посту винтовку.
– Как потерял?
– Не то, чтобы потерял… Возвратился с поста с чужой винтовкой. Перепутали они с портовой охранницей, сторожившей склад. Что прикажете делать?
– Что делать! Матроса наказать, а винтовки разменять. Да не трепаться об этом.

Но не таков был Дмитрий Львович, чтобы сохранить в себе сенсацию. Вечером Дрозд звонит мне и спрашивает: «Говорят, у тебя первую башню портовые охранницы унесли, а вместо неё тюбик губной помады оставили?»

– Никак нет, – отвечаю. – Башня на месте и винтовка тоже, в пирамиде, где ей и положено быть.
– Так дальше пойдёт, придётся у начтыла выписывать тебе подвесные двуспальные койки.
– Что же делать, Валентин Петрович, ведь, война – войной, а матросу как быть? Постараемся больше винтовки не путать. А помощнику прикажу губные стопора наложить покрепче.

Однако долго мне пришлось огрызаться и отшучиваться при встречах с командирами кораблей по поводу перепутанных на посту винтовок.

Так мы и несли службу. Стреляли по вражеским батареям, мёрзли, ремонтировали орудия и механизмы. Жизнь стала немного однообразной и почти скучной. Мы уже было совсем успокоились, – вражеские снаряды, как правило, перелетали через нас или падали где-то в стороне. К ним мы привыкли и мало обращали на них внимания. Авиация противника нас тоже не тревожила. Бомбы падали на Исаакиевской площади, на Петроградской стороне, а в устье Невы было относительно спокойно.

Зимой 1941/42 года неподвижно стоявший крейсер неоднократно обстреливался немецкой артиллерией. 21 января в него попал 6-дюймовый снаряд, в результате чего вышло из строя 100-мм орудие. Главный калибр корабля привлекался к контрбатарейной борьбе. 8 и 9 февраля «Максим Горький» обстреливал батареи противника на Вороньей горе, израсходовав 29 180-мм снарядов.

Рассказывая о боевой службе крейсера «Максим Горький» в первые годы Великой Отечественной войны, необходимо упомянуть и имя сугубо штатского человека, судьба которого, тем не менее, оказалась тесно связана с этим кораблем - художника Якова Дорофеевича Ромаса.



С первых дней Великой Отечественной войны на флоте служили люди вполне мирных профессий – актёры и музыканты, художники и фотографы, писатели и журналисты, – одним из них был Яков Дорофеевич Ромас.

Яков Дорофеевич Ромас родился 11 февраля 1902 г. в Соколке Гродненской губернии Российской империи (ныне Сокулка Подляского воеводства Польши). Он был вторым сыном в семье железнодорожного машиниста. Матери художник не знал, она умерла, когда он был ребенком. Интерес к рисованию Ромас начал проявлять еще в школе, но Первая мировая война не только прервала его обучение, но и сделала сиротой. Как пишет в своей автобиографии сам художник, он «потерял при бегстве от наступающих немецких войск (Вилковишки – Вильно) родных и беспризорничал до 1915 г.». В 1915 г. Якова вместе с другими детьми эвакуировали в Москву и поместили в общежитие для беженцев; учился он в частном реальном училище Н.Г. Баженова, в котором большое внимание уделялось живописи. После революции, когда общежитие расформировали, у Ромаса обнаружили туберкулез, и он решил отправиться в Ташкент. Впоследствии поиски работы привели его на Аральское море, на лесопильный завод.

В 1919 г. он записался добровольцем в Аральский боевой партизанский отряд, сражавшийся против отрядов Колчака. Демобилизовавшись, вернулся в Москву, поступил на факультет изобразительных искусств Пречистенского практического института, но вскоре факультет закрылся, и Ромас устроился в Малый театр помощником декоратора. В 1924 г. он поступил во ВХУТЕМАС, переименованный затем во ВХУТЕИН, окончил его в 1930 г. по театрально-декорационному отделению живописного факультета.

В 1930–1931 гг. Я.Д. Ромас служил в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, отличился как организатор массовой работы. Вернувшись в Москву, он полностью посвятил себя оформительству: готовил к майским и октябрьским праздникам крупнейшие улицы и площади; в 1935 г. участвовал в строительстве станции метро «Красносельская»; в 1936 г. руководил художественным оформлением Центрального музея В.И. Ленина; в 1939 г. делал проект оформления первого зала, посвященного государственному устройству СССР, для международной выставки в Нью-Йорке. Ромас стремился работать и в области живописи. К своему первому серьёзному живописному полотну Я.Д. Ромас приступил накануне войны, но кисть пришлось на время отложить. В июне 1941 года Ромас был направлен в распоряжение Политуправления флота и назначен на должность художника-живописца эскадры КБФ.

С июня 1941 года по август 1943 года старший политрук (позднее майор) Ромас служил на крейсере «Максим Горький». Яков Дорофеевич Ромас провёл на крейсере почти всю блокаду, очень тесно сжился с кораблём и товарищами-моряками. Имея за плечами опыт гражданской войны (на Туркменском фронте в 1919 году) и в совершенстве владея пулемётом системы «Максим», Ромас «обучил около 150 краснофлотцев, младших командиров и среднего командного состава, неоднократно выполнял боевые задания командования, будучи командиром боевого звена, во время арт. обстрелов и бомбовых атак с воздуха… вёл себя мужественно, показывая образец храбрости всему личному составу крейсера» (из представления на награждение орденом Красной Звезды, 1942 год).

В блокадном Ленинграде – в условиях суровой зимы 1941–1942 гг. – Ромас приступил к работе над своим самым известным полотном: «Зимние залпы Балтики». Идея была проста: воплотить на картине роль флота в войне, родной корабль, участие в войне этого героического судна. В маленьких живописных этюдах с натуры, в зарисовках – беглой скорописи – фиксировал он свои наблюдения. И чем дальше углублялся художник в свою тему, тем больше занимала его уже не документация факта, а поиски большого обобщения. Из всего пережитого начал возникать величественный образ города, зажатого в тиски блокады, но продолжающего оказывать сопротивление врагу. Когда замысел окончательно прояснился, художник отчетливо понял это.

«Наконец набрел на правильное (программно правильное) решение,— записывает он в январе 1942 года в свой дневник.— Корабль, ведущий огонь в скованной льдом Неве, на фоне заиндевевшего, но всегда прекрасного города Ленина, как бы грудью своей стальной защищающий город от ударов и вторжения врага. У меня до сегодняшнего дня складывалось как-то так, что я все шел как бы от «протокольной» правды (так-то вот мы стояли, здесь-то и так-то били). Но найти такой образ города и скомпоновать так корабль на Неве, чтобы сразу, без всяких комментариев и подписей даже не ленинградец сказал: да, это героический Ленинград, да, это действия героического флота в зиму 1941 года в окружении! И все стало так мне ясно (хотя ничего еще по существу найдено не было), и так радостно, знакомо радостно в моменты творческого возбуждения, подъема, что весь день как-то особенно я себя чувствовал: спокойно, даже счастливо... Есть по-настоящему волнующий, собирательный прекрасный образ!»

Но и после того в многочисленных эскизах и этюдах уточнялись сюжет и эмоциональный строй «Зимних залпов Балтики», а вместе с тем определялись композиционная и колористическая структура картины. Уже при выборе места действия художнику стало ясно, что корабль должен быть помещен в картине не в Морском канале или против Торгового порта (что было бы протокольно точно), а в самом сердце города, где-нибудь между Исаакием и стрелкой Васильевского острова.

«Кручусь вокруг стрелки,— записывает художник в дневник.— По-видимому, правда где-то близко. Задумал и вынашиваю контрастный вариант: лирика в природе и жестокая действительность. Серебристо-серый колорит затуманенного Ленинграда, на переднем плане какая-то женщина с ребенком лет пяти везет что-то на санках. Может быть, скарб, а может быть, и дорогого кормильца. «Максимка» вовсю дает главным калибром за все — и за красавец-город, и за муки народа».

Уже в 1942 году полотно «Зимние залпы Балтики» заняло центральное место на выставке «Великая Отечественная война». В это же время Ромас создал ещё несколько картин, составивших своеобразную летопись военных лет, среди них «Будни на крейсере», «База торпедных катеров», «Зенитчики», «Наблюдатели», «Маскировка военного корабля».

«Зимние залпы Балтики». 1942 г. Государственная Третьяковская галерея.



«Зимние залпы Балтики». 1942 г. Астраханская государственная картинная галерея.



«Крейсер «Максим Горький». Стрельба по врагу. 9 июля 1943 г.»



Ромас работает над эскизом картины «Зимние залпы Балтики» на борту крейсера «Максим Горький». 12 марта 1942 г



В 1942 году старший политрук Ромас был представлен к ордену Красной Звезды, но Военный Совет КБФ награждение не утвердил. В 1943 году майор Ромас был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.

xxx

xxx

Начальник штаба эскадры КБФ капитан 1-го ранга И.Г. Святов вручает орден Отечественной войны художнику Я.Д. Ромасу. 16 мая 1943 г.



После войны Яков Дорофеевич Ромас работал преимущественно как пейзажист, специализировался на речных и морских видах. В 1948 - 1950 годы преподавал в МГАХИ имени В. И. Сурикова, в 1950-1954 годы был главным художником Всесоюзной Сельскохозяйственной выставки.

Лауреат Сталинской премии второй степени (1948) - за картину «На плоту», Народный художник СССР, действительный член Академии Художеств СССР. Персональные выставки художника проходили в Москве (1945, 1952, 1961, 1962, 1967), Ленинграде (1962) и других городах. Картины Якова Дорофеевича Ромаса экспонируются в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, Дрезденской картинной галерее, Астраханской картинной галерее, во многих областных музеях России.

Отрывок из книги воспоминаний контр-адмирала Ивана Георгиевича Святова «Корабли и люди»:

На другой день после приёмки «Максима Горького», я назначил ему смотр. Во время смотра в одной из кают я обнаружил лежавшего в постели офицера, и, конечно, возмутился. Спрашиваю, кто такой, почему лежит? Причём тон моих вопросов был довольно резок. Кутай ответил, что это художник Ромас, прикомандированный на крейсер от политуправления. С койки раздаётся еле слышный голос: «Товарищ командир, тренировал пулемётчиков перед отправкой на фронт и растянул сухожилие ноги, не могу ходить».

Когда мы вышли из каюты, Кутай сказал, что у Ромаса, кроме растяжения, ещё и дистрофия в острой форме.

После осмотра я послал вестового к Ромасу и просил его, если он может, зайти в салон. Мне хотелось хоть чем-то загладить свою резкость. Ромас пришёл, и я увидел длинного исхудалого человека, на котором китель висел, как мешок, а рукава на целую четверть не доставали до кистей рук. Мы разговорились. Он оказался чрезвычайно интересным собеседником, несомненным эрудитом и много всего повидавшим человеком. Мне захотелось как-то поддержать его, дать ему возможность поправиться, набраться сил, снова обратиться к творчеству, тем более, что задача его – живописная хроника войны КБФ.

Я объявил ему, что с сегодняшнего дня он будет питаться не в кают-компании, а в салоне командира. Как-никак, а командиру крейсера всё-таки подавали суп погуще, да и каши чуть побольше. Только месяца через четыре мой подопечный, когда нам уже немного улучшили паёк, «пришёл в меридиан», как говорят штурманы. Огромный творческий потенциал Якова Дорофеевича оказался чрезвычайно полезным в организации маскировки кораблей от наблюдения немецкими самолётами, за что он был награждён, по моему представлению, орденом «Красная звезда».

Впоследствии он создал замечательную картину «Зимние залпы Балтики», очень известную морякам и блокадникам. На картине наш крейсер ведёт огонь по фашистам от Ростральных колонн. «Максим Горький» там никогда не стоял, но Яков Дорофеевич позволил себе творческое отступление от истины, чтобы тема осаждённого Ленинграда зазвучала отчётливо и непреложно.

Наша тесная фронтовая дружба продолжалась и после войны, став семейной. Мы часто встречались и вспоминали «дела давно минувших дней », несмотря на то, что он жил в Москве, а я в Ленинграде. Он часто приезжал в Ленинград, будучи членом президиума Академии художеств СССР.

Я.Д. Ромас умер на этюдах в Астрахани – писал рыбацкие парусники – в мае 1969 года от разрыва аорты, и смерть его была для меня большой потерей.

Планируя боевые действия в летней кампании 1942 года, германское командование рассчитывало при благоприятных условиях повторить попытку захвата блокированного Ленинграда. Одним из главных препятствий к реализации этой цели являлись корабли советского Балтийского флота. Располагавший большим количеством мощной корабельной артиллерии флот уже сыграл большую роль в отражении сентябрьского натиска противника на Ленинград в 1941 году. Поэтому было решено до начала нового наступления сухопутных войск на Ленинград уничтожить советские корабли, дислоцировавшиеся на Неве. Операцию намечалось осуществить до вскрытия Невы, пока корабли оставались скованными льдом и не могли маневрировать, уклоняться от ударов.

26 февраля 1942 года штаб 1-го воздушного флота дал следующее указание: «Командованию 1-го авиакорпуса надлежит подготовить следующие разведывательные и боевые действия с целью уничтожения частей русского флота, находящихся на реке Неве, незадолго до вскрытия льда. Корабли русского флота должны быть уничтожены одновременным сосредоточенным ударом пикирующих бомбардировщиков, охраняемых истребителями. 1-й авиакорпус может рассчитывать на то, что для проведения этой операции ему будет придана еще одна бомбардировочная группа». Командованию корпуса было приказано представить расчеты о предполагаемом составе сил и план атаки объектов, причем предлагалось предусмотреть различные варианты в связи с возможным выходом из строя некоторых аэродромов из-за весенней распутицы. Но в любом случае подчеркивалось уничтожение кораблей Краснознаменного Балтийского флота до начала навигации. Командование корпуса получило специальную директиву, в которой говорилось, что выполнения задачи требует непосредственно Геринг и что уничтожения кораблей ожидает сам Гитлер.

Cилы 1-го воздушного флота начали подготовку к операции под кодовым названием «Айсштосс» - «Ледовый удар». На льду одного из озёр были построены контуры советских военных кораблей в натуральную величину и в том положении, в котором они стояли на Неве. Однако выполнить эту директиву к 1 марта авиакорпус не смог: его силы были привлечены для поддержки войск группы армий «Север» в районе Демянска.

22 марта фашистское командование воздушного флота по приказу верховного командования вновь потребовало от 1-го авиакорпуса подготовить силы для уничтожения кораблей КБФ до вскрытия льда на Неве независимо от масштабов поддержки сухопутных войск 16-й и 18-й полевых армий. А еще через два дня поступило приказание провести операцию «как можно скорей» с участием всех сил воздушного флота, прекратив действия на других направлениях. Была установлена следующая очерёдность действий: при подходе авиации к целям немецкая артиллерия наносила массированные удары по кораблям и позициям советской зенитной артиллерии в Ленинграде, сразу после прекращения артогня самолёты заходили на цели, в первую очередь удары наносились по линейному кораблю «Октябрьская революция», затем по крейсерам и надводному заградителю «Марти». Задача операции решалась массированными налётами бомбардировщиков при поддержке истребителей. За два дня до начала операции тяжелая артиллерия 18-й немецкой армии должна была приступить к подавлению противовоздушной обороны кораблей. Корректировка артиллерийского огня возлагалась на лётчиков-наблюдателей, к операции привлекались большие силы истребительной авиации. Для уничтожения кораблей были доставлены 1-тонные бомбы.

28 марта по корпусу был отдан приказ о начале операции «Айсштосс». Основными целями немецкой авиации были выбраны стоявшие на Неве линкор «Октябрьская революция», крейсеры «Киров», «Максим Горький», эсминцы «Сильный», «Страшный», «Грозящий», «Свирепый», «Строгий», «Стройный», «Стойкий», «Славный», лидер эскадренных миноносцев «Ленинград», надводные минные заградители «Марти», «Урал», «Ристна». Все цели были поделены между авиагруппами. Удары по линкору «Октябрьская революция» и легким крейсерам «Киров» и «Максим Горький» предстояло нанести Ju-88A из II. и III./KG1 и Ju-87D из III./StG1. При этом «Юнкерсы» должны были применять фугасные бомбы SC1000 и бронебойные бомбы РС1000 и РС1400. Для Ju-87D из I. и II./StG2 целями были минный заградитель «Марти» и остальные корабли, а для Не-111Н из I. и II./KG4 и II./KG27 – позиции зенитных батарей. Общее истребительное прикрытие осуществляли Bf-109F из I. и III./JG54.

Операция началась 4 апреля. Около 19 часов после артиллерийского налёта по стоянкам кораблей они подверглись атаке 191 самолёта противника (132 бомбардировщика и 59 истребителей), действовавших тремя большими группами. Их подход был своевременно замечен, все силы противовоздушной обороны Ленинградского фронта и Балтийского флота были подняты по тревоге, но до истребительной авиации приказ дошёл с опозданием. Мощный зенитный огонь не позволил немецким лётчикам прицельно отбомбиться по кораблям: из 230 сброшенных авиабомб вблизи кораблей разорвались только 70, прямое попадание было только одно: бомба пробила палубу крейсера «Киров», затем пробила борт и разорвалась в воде у борта. От детонации были повреждены 2 орудия крейсера. Лёгкие повреждения и вмятины от осколков получили ещё 6 кораблей, плавкран и плавучий док. Так, в течение 36 минут линкор «Октябрьская революция» атаковали 30 самолетов, экипажи которых так и не смогли поразить его. Лишь борта и надстройки были немного посечены разлетающимися осколками. Также в результате попадания осколков разорвавшихся поблизости бомб легкие повреждения в надводной части получили крейсер «Максим Горький», эсминцы «Свирепый» и «Стойкий», подводные лодки П-2 и М-79. Имелось прямое попадание бомбы в одну из зенитных батарей, погибло 8 и было ранено 7 зенитчиков. Основная масса бомбардировщиков отбомбилась по жилым кварталам Ленинграда, при этом погибло 116 и было ранено 311 мирных жителей. Истребительная авиация поднялась в воздух со значительным опозданием, и её действия были неудачными. Заявленное число сбитых немецких самолётов было велико — по разным источникам, от 18 до 24 сбитых, но фактически все немецкие самолёты вернулись на аэродромы, около десятка имели повреждения. Советские потери - 4 истребителя.

В ночь на 5 апреля был совершён повторный авианалёт силами 31 бомбардировщика Не-111Н из KG4 «Генерал Вефер» по линкору «Октябрьская революция», окончившийся безуспешно: все бомбы легли со значительным удалением. При этом вновь большие разрушения имелись в Ленинграде, погибло до 50 и было ранено около 100 мирных жителей. Сразу два госпиталя оказались разрушены прямыми попаданиями.

Днём 5 апреля состоялся третий налёт, вновь окончившийся неудачно: только минный заградитель «Марти» получил две пробоины от близких разрывов авиабомб, повреждения корабля оказались незначительными.

xxx

На следующий день – 6 апреля – немецкий самолет-разведчик произвел аэрофотосъемку дельты Невы. На полученных снимках штабисты 1-го авиакорпуса Люфтваффе увидели неприятную для себя картину. На набережных около кораблей было много воронок и разрушенных зданий, во льду на реке зияли проруби большого диаметра. Но на линкоре, крейсерах и эсминцах никаких видимых повреждений не наблюдалось. Изучив данные контрольной фотосъёмки, командование 1-го авиационного корпуса пришло к решению об отказе от продолжения операции: мощность зенитного огня была столь высокой, что отсутствие потерь казалось чудом, и в дальнейшем потери ожидались неизбежными. При этом налицо было практически полное отсутствие результатов. Мотивируя своё решение просьбой командующего германской группой армий «Север» Георга фон Кюхлера об оказании помощи сухопутным войскам в Демянском сражении, командующий флотом доложил Гитлеру о приостановке операции. А через десять дней – 16 апреля – уже Гитлер лично распорядился прекратить операцию «Айсштосс».

Отрывок из книги воспоминаний контр-адмирала Ивана Георгиевича Святова «Корабли и люди»:

4 апреля к нам на крейсер прибыла бригада театра Ленинградской музыкальной комедии. Труппа театра сознательно осталась в блокированном Ленинграде и ежедневно давала концерты в частях Ленинградского фронта и на кораблях Балтийского флота – для поднятия боевого настроения. Мы очень любили этих артистов-героев, которые под бомбёжкой, под артобстрелами своим прекрасным искусством вдохновляли нас на боевые дела и скрашивали наши трудные фронтовые будни. Лидия Александровна Колесникова, Нина Васильевна Пельцер, её муж Николай Яковлевич Янет, Кедров, Михайлов, Свидерский были нашими желанными гостями и фронтовыми друзьями. На предстоящий концерт приехал и командующий эскадрой Валентин Петрович Дрозд.

Не успел я встретить гостей и начальство, как раздался сигнал воздушной тревоги. Гостей отправили вниз под броневую палубу, а сами разбежались по боевым постам. Большая группа самолётов противника курсом на Ленинград показалась со стороны Петергофа. Самолёты пролетели над Кировским заводом, развернулись над городом и стали пикировать на корабли, стоявшие на Неве ниже моста лейтенанта Шмидта. Первым атакам подвергся крейсер «Киров». Одна стокилограммовая бомба попала в кормовую часть крейсера, пробила палубу и борт, но не взорвалась, а ушла под лёд.

Затем самолёты начали пикировать на линейный корабль «Октябрьская революция». Стараниями Валентина Петровича на «Октябрьской революции» была установлена взятая с морского полигона счетверённая 37-миллиметровая установка, ещё не проверенная в боях. Когда мощный поток снарядов этой установки устремился навстречу самолётам, они срочно переключились на «Горький». Но и «Горький» оказался не беззащитен: двенадцать автоматов и шесть стомиллиметровых зенитных орудий посылали врагу навстречу свои «гостинцы».

Две авиабомбы с левого борта и одна – с правого упали в непосредственной близости от борта крейсера. Взрывная волна потрясла корабль и сотни осколков посыпались на зенитчиков, не имевших, по существу, никакого укрытия. Раненых было человек двенадцать. Один стервятник Ю-87 был сбит огнём крейсера и упал на территории порта. После отбоя тревоги зенитчики пошли к сбитому самолёту и принесли железный крест гитлеровского лётчика. И, несмотря на вмешательство немецких самолётов, концерт, всё же состоялся и прошёл с большим успехом.

Когда немецким войскам удалось деблокировать свою окруженную группировку под Демянском, Гитлер вновь потребовал возобновить удары по советским кораблям. С подачи кого-то из штабистов новая операция получила кодовое наименование «Гётц фон Берлихинген» («G6tz von Berlichingen»). Это было имя главного героя исторической драмы знаменитого немецкого поэта и ученого Йоганна Гёте и одновременно реально существовавшего немецкого рыцаря, жившего в конце XIV – начале XV века. Фон Берлихинген прославился тем, что во время Великой крестьянской войны 1524–1526 гг. был главнокомандующим всеми силами восставших крестьян, которые вели борьбу с властью князей. На первый взгляд непонятно, почему новой операции дали такое в общем-то необычное название. Однако все немцы понимали скрытую в нем тонкую иронию, если не сказать издевку. Дело было в том, что именно этому персонажу Гёте принадлежало выражение, впоследствии получившее огромную популярность, – «Поцелуй мою задницу».

Новая операция выполнялась теми же силами и с такими же задачами. Новым стало лишь изменение тактики: учитывая неудачный опыт налетов 4-5 апреля, на этот раз планировалось провести не один-два массированных налета с привлечением всех имевшихся сил, а серию налетов небольшими группами бомбардировщиков, в первую очередь Ju-87, с разных направлений, при одновременном обстреле кораблей артиллерией.

К 23 апреля из-за быстрого потепления Нева уже полностью очистилась ото льда. На следующий день командование Балтийского флота в ожидании новых налетов собиралось перевести все крупные корабли на новые места стоянок. Но неожиданно оказалось, что топлива для этого на буксирах нет, и о передислокации пришлось на время позабыть.

Первый удар состоялся 24 апреля 1942 года. В 12.58 по московскому времени дальнобойная артиллерия немецкой 18-й армии открыла огонь по позициям зенитной артиллерии и местам стоянок кораблей. Согласно данным штаба Ленинградского фронта, в районе батарей, расположенных в Кировском районе города, разорвались 226 снарядов, а в районе батарей в Торговом порту – 154 снаряда. В минный заградитель «Марти» попали три 203-мм снаряда, один из которых, к счастью, не взорвался. Однако хватило и двух оставшихся, и корабль получил тяжелые повреждения. Также серьезно пострадала подводная лодка К-51.

Затем 62 бомбардировщика и 18 истребителей в течение трёх часов атаковали корабли. Изменение тактики оказалось неожиданным для советской противовоздушной обороны, опасность для кораблей резко возросла. Так, вблизи линкора «Октябрьская революция» разорвалось 25 авиабомб, были повреждены 2 зенитных пулемёта, погиб 1 и было ранено 8 членов экипажа. У крейсера «Максим Горький» разорвались 15 авиабомб и почти 100 снарядов. В результате корпус и надстройки были буквально изрешечены и получили около 300 пробоин! Погибли 4 человека (в т.ч. командир зенитной батареи старший лейтенант Вялков) и было ранено 8 членов экипажа. Повреждения от осколков бомб и снарядов также получили эсминцы «Сильный» и «Грозящий», два тральщика, пять сторожевых катеров и грузовой пароход «Вахур».

Крейсер «Максим Горький» отражает налет немецких бомбардировщиков. 1942 г.



Сильнее всех пострадал крейсер «Киров», получивший 3 прямых попадания авиабомб. Был уничтожен запасной командный пункт корабля, перебиты некоторые трубопроводы и паропроводы, уничтожены некоторые помещения. Возник пожар в погребах боеприпасов, начались разрывы находившихся там снарядов; во избежание взрыва корабля несколько артиллерийских погребов пришлось затопить. Были повреждены 6 орудий и 2 зенитных пулемёта. Погибло 86 и было ранено 46 членов экипажа.

В городе имелись прямые попадания по позициям трёх зенитных батарей и по штабу Балтийского флота, находившемуся в здании Военно-медицинской академии (погибло 9 и было ранено 46 человек). В Ленинграде было разрушено и повреждено 36 жилых домов, погибло 117 и было ранено 340 мирных жителей. Имелись разрушения на Балтийском заводе и Адмиралтейском заводе. По советским данным, было сбито 20 и повреждено 14 самолётов противника, немцы признали потерю одного и повреждения двух самолётов.

Встревоженное этим налётом, советское командование приняло спешные меры: была изменена дислокация кораблей. «Киров» и «Максим Горький» были отбуксированы на новые стоянки, их место заняли сравнимые по размерам суда, не имеющие боевой ценности. Остальные корабли спешно маскировались. Были усилены зенитные батареи на наиболее опасных направлениях.

Днём 25 апреля состоялся новый налёт 40 бомбардировщиков. На этот раз попаданий в крупные корабли не было, противнику удалось потопить блокшив «Ворошилов» и пароход «Вахур». По советским данным, было сбито 17 самолётов (на 8 претендовали зенитчики и на 7 — истребители), немцы факт потерь отрицают.

27 апреля состоялся третий налёт силами 40 бомбардировщиков и 15 истребителей. Основным ударам подверглись крейсер «Максим Горький» (15 близких разрывов, имелись осколочные повреждения надстроек), эсминец «Грозящий» (осколочные повреждения надстроек). Было потоплено недостроенное учебное судно «Свирь», поставленное на место перемещённого крейсера «Киров». На береговых зенитных батареях было уничтожено 2 орудия, погибло до 20 зенитчиков.

Последний налёт 30 апреля не имел результатов. Прямых попаданий в корабли немцам добиться не удалось, имелись попадания осколков в 5 кораблей, потерь в личном составе не имелось. Зенитным огнём был сбит один бомбардировщик. После этого вылета операция была прекращена.

Ни одна из целей операции не была достигнута: боевые корабли Балтийского флота остались в строю (только крейсер «Киров» можно было считать сильно повреждённым, но и он летом 1942 года полностью был возвращён в строй). Лёгкие повреждения линкора «Октябрьская революция», крейсера «Максим Горький», двух эсминцев, 2 тральщиков, 1 подводной лодки, минного заградителя и 5 катеров не сказались на их боеспособности. Флот потерял только три вспомогательных корабля, что никак не отразилось на его мощи. Эти результаты не соответствовали затраченным усилиям германского командования: 596 боевых вылетов, сброшено свыше 500 тонн авиабомб.

При отражении налетов авиации противника, в апреле на крейсере «Максим Горький» израсходовали 504 100-мм, 1377 37-мм снарядов и 2181 12,7-мм патронов. Хотя прямых попаданий немцы не добились, но от сотрясений вышли из строя большинство приемников и передатчиков, дальномеры, котел № 3, лопнула лапа турбины низкого давления носового ГТЗА.

По данным обобщенного банка данных «Мемориал», за период с сентября 1941 года и до мая 1942 года, от артиллерийских обстрелов и ударов немецкой бомбардировочной авиации, погибло 29 командиров, старшин и краснофлотцев крейсера. Большинство потерь пришлось на сентябрь 1941 года, когда за два дня - 17 и 21 сентября - от артиллерийских обстрелов погибло 25 моряков, в том числе командир 100-мм зенитной батареи лейтенант Пухов Айфал Сергеевич, и политический руководитель дивизиона движения политрук Паук Алексей Петрович. 24 апреля 1942 года, во время комбинированного артиллерийско-авиационного налета противника, от осколков бомб и снарядов погибли еще четверо моряков, в том числе и новый командир 100-мм зенитной батареи старший лейтенант Вялков Алексей Павлович, сменивший погибшего в сентябре лейтенанта Пухова.

В мае - июне 1942-го крейсер поддерживал своим огнем Невскую и Приморскую оперативные группы Ленинградского фронта, в августе он выполнил три стрельбы по батареям противника в районе совхоза «Беззаботное». Всего за 1942 год главный калибр крейсера провел 9 боевых стрельб, выпустив по немцам 86 180-мм снарядов.

Зимой 1942/43 года были капитально отремонтированы турбо-генераторы, выполнен ремонт дизель-генераторов и башен главного калибра, всю верхнюю палубу крейсера покрыли броневыми плитами толщиной 30 — 37 мм в два слоя (общий вес плит — 225 т).

18 февраля 1943 года в командование кораблем вступил капитан 1-го ранга Ванифатьев Александр Герасимович.

Летом «Максим Горький» участвовал в контрбатарейной борьбе: 9 июля с позиции у завода «Судомех» и 17 августа от Железной стенки торгового порта крейсер обстреливал батареи фашистов в районе Знаменское, Коркули, израсходовав 106 снарядов главного калибра.

Моряки крейсера «Максим Горький», слева направо: Кошкин Анатолий Иванович, Есельсон Александр Самойлович, неизвестный, неизвестный.



В январе 1944 года, накануне операции по снятию блокады Ленинграда, крейсер был включен в состав 2-й группы морской артиллерии, которая получила боевые задачи: разрушение мощных узлов обороны, командных пунктов, узлов связи, подавление огня батарей противника, артиллерийская поддержка войск 42-й армии, наступавшей из района Пулкова в направлении Красного Села. 13 и 14 января орудия главного калибра «Максима Горького» произвели несколько выстрелов по вражеским укреплениям. Но основной удар пришелся на 15 января: в течение часа и 40 минут корабельная артиллерия сокрушала сооружения «неприступного Северного вала», а затем огонь перенесли в тактическую глубину обороны противника на красносельском и пушкинском направлениях. 276 снарядов, или 27 т смертоносного металла обрушили в этот день орудия «Максима Горького» на позиции неприятеля. Наблюдатели на поле боя отмечали высокую эффективность огня «Максима Горького» - были отмечены три взрыва и большой пожар. С выходом советских войск на ближние подступы к основным узлам сопротивления немцев — Красное Село и Ропша на крейсера 2-й группы была возложена задача массированными огневыми ударами, чередующимися с методическим огнем, парализовать пути сообщения отходившей петергофско-стрельнинской группировки противника, уничтожать скопления его живой силы и техники. С 16 по 19 января артиллерия крейсера выпускала в день от 60 до 140 снарядов; 24 января она содействовала наступлению 67-й армии и войск Волховского фронта на Тосненском направлении. За время проведения операции крейсер провел 27 стрельб, выпустив по врагу 701 снаряд главного калибра - около 30 т боеприпасов.

БОЕВАЯ СЛУЖБА КРЕЙСЕРА «МАКСИМ ГОРЬКИЙ» В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941 - 1945 гг. (окончание)

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 марта 1944 года «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом личным составом доблесть и мужество» крейсер «Максим Горький» был награжден орденом Красного Знамени (знак ордена № 99871).





Старшина первой статьи Есельсон Александр Самойлович у Почётного Революционного Военно-морского флага Краснознаменного крейсера «Максим Горький».



Крейсер в это время ремонтировался — интенсивная боевая работа требовала серьезного ухода за вооружением и механизмами. В апреле средства наблюдения корабля приобрели новое качество - началась установка двух первых радиолокационных станций (РЛС). А в июне «Максим Горький» в составе 4-й артиллерийской группы принял активное участие в завершающих боях под Ленинградом - в наступлении частей Красной Армии на выборгском направлениив и разгроме противника на Карельском перешейке.

Перед началом операции крейсеры перешли на более удобные и уже безопасные огневые позиции в торговом порту. 9 июня в 8 ч 5 мин «Максим Горький» открыл огонь по финским укрепленным позициям в районах Олило — Райвола (ныне Солнечное — Рощино), разрушая особо прочные оборонительные сооружения линии Маннергейма. 9 июня крейсер выпустил 100 снарядов главного калибра по району Куоккала.

В 1941 - 1944 годах крейсер «Максим Горький» выполнил 126 боевых стрельб, выпустил 2300 180-мм снарядов. Отражая налеты вражеской авиации, его зенитчики сбили пять самолетов.

25 февраля 1946 года «Максим Горький» вошел в состав эскадры Южно-балтийского флота (4-й ВМФ), перешел в Лиепаю, а затем в Балтийск. На крейсере располагался штаб эскадры. В октябре того же года крейсер с пятью эсминцами находился в море на учениях. 7 ноября 1947 года он прибыл в Ленинград для участия в параде.



В декабре 1950-го на корабле (командир— капитан 2 ранга П.М.Гончар) проводились, и весьма успешно, испытания первого советского корабельного вертолета Ка-10 в присутствии главного конструктора Н.И.Камова. Для взлета и посадки аппарата на палубе юта нанесли белый квадрат размерами 7x7 м. Сам вертолет со снятыми лопастями установили на шкафуте у среза полубака. Площадку для стоянки выбрали очень удобную — винтокрылая машина не мешала даже стрельбе из главного калибра. Никаких других доработок на крейсере для ее эксплуатации не потребовалось, только во время полетов «срубался» кормовой флагшток. Методика выполнения взлета и посадки отрабатывалась при различных направлениях и скоростях воздушного потока над палубой. Для этого крейсер ходил разными курсами, изменяя скорость хода — от малого до полного. Первая посадка вертолета на палубу прошла 7 декабря.

Данные о крейсере из американского военно-морского справочника с грифом секретности "для ограниченного пользования" 1950 г.



Летом 1953 года «Максим Горький» перешел в Кронштадт, чтобы осенью встать на капитальный ремонт и модернизацию. 16 июня его включили в состав кораблей Кронштадтской военно-морской крепости. В июле того же года он в последний раз возглавил парад кораблей на Неве в честь Дня ВМФ, а в декабре встал на капремонт и модернизацию на завод № 194. 17 февраля 1956 года корабль был выведен из боевого состава КБФ и переформирован в опытовый крейсер, а 18 апреля 1959-го исключен из состава ВМФ и передан на слом.

В ВМФ с 1921 В 1925 окончил Военно-морское училище, в 1927 -штурманский класс Специальных курсов командного состава ВМС РККА, а в 1937 -Курсы командиров миноносцев при Военно-морской академии им. К. Е. Ворошилова. Служил на штурманских должностях: в 1932-1935 -флагманский штурман бригады крейсеров Черноморского флота, а в 1935-1936 -флагманский штурман бригады линейных кораблей Балтийского флота. В 1938-1941 гг. командовал надводными кораблями, в том числе крейсером <Максим Горький> (1939-1941 гг.). Участник Советско-финляндской войны (1939-1940 гг.). В 1941-1943 -нач.оперативного отдела штаба Балтийского флота, контр-адмирал Нач. штаба флота Балтфлота (15.02.-1943.03.16, 25.10-1943.12.18 и 1943.12.18-1945.04.27) капитан 1 ранга Нач. оперативного отдела Балтфлота (18.01..1942- 1943.10.25) В 1946-1947 -командующий Кронштадтским морским оборонительным р-ном, затем нач.штаба, первый зам. командующего -нач.штаба 8-го ВМФ. Bице-адмирал (1951). В 1951-1952 -командир Ленинградской военно-морской базы. В 1952-1959 гг. служил в Военно-морской академии кораблестроения и вооружения им. А. Н. Крылова. С 1960 -в запасе. Награжден орденом Ленина, 4 орденами Красного Знамени, орденами Ушакова 2-й степени, Отеч.войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями. Похоронен в Ленинграде на Серафимовском кладбище.

Иван Георгиевич Святов (1903—1983) — один из самых активных участников военных событий на Балтике. С юности связавший свою жизнь с российским советским флотом, он прошел через Военно-морское училище (1927), Военно-морскую академию (1936), служил в Амурской флотилии, на Черном море, Баренцевом, на Балтике и на Тихом океане. В 1938—1940 годах он — командир дивизиона миноносцев Балтийского флота и во время войны с Финляндией (19—1940) командует отрядом корабельной поддержки при высадке десанта на острова Гогланд, Сескар, Соммерс, Большой и Малый Тютерсы.

Великая Отечественная война застает его в должности начальника штаба Отряда легких сил (ОЛС). Уже в ночь на 22 июня 1941 года он на крейсере «Максим Горький» совместно с тремя эскадренными миноносцами обеспечивает прикрытие минной постановки группой кораблей у входа в Финский залив и первым сталкивается с конкретной реальностью войны на море.

11 августа 1941 года И. Г. Святов назначен командиром конвоя кораблей, эвакуирующих раненых бойцов и гражданских лиц из Таллина в Кронштадт, — труднейшая задача, с которой он справляется по-морски компетентно. При полном контролировании основного фарватера немецкой авиацией потери могли быть значительно больше.

В сентябре 1941 года И. Г. Святов — начальник отряда прикрытия с базированием на острове Гогланд. Он оказывает помощь кораблям на переходе Таллин — Кронштадт под командованием вице-адмирала Трибуца. Здесь ему удается спасти 12 160 человек, оказавшихся в воде в результате бомбежек судов авиацией противника и подрывов на минных полях. В память об этом на Гогланде в 1983 году ему установлен кенотаф в виде обелиска с мемориальной плитой.

В ноябре-декабре 1941 года И. Г. Святов назначен командиром Охраны водного района КБФ, соединения, в которое входят бригада траления, бригада заграждения и истребительный отряд. В декабре 1941 года он руководит эвакуацией гарнизонов островов Финского залива. В книге «Балтийцы сражаются» Трибуц пишет о нем следующее:

«…находясь в должности командира Охраны водного района Главной базы КБФ, И. Г. Святов активно участвовал в организации эвакуации гарнизона ВМБ Ханко. И. Г. Святову было приказано использовать все пригодные для эвакуации тральщики и сторожевые суда своего соединения. Роль этого толкового командира возросла, фактически он стал руководителем эвакуационных сил».

В 1941—1943 годах он — командир крейсера «Максим Горький», капитан 1-го ранга, защитник Ленинграда, а в августе 1942 года, на Невской Дубровке, во время совместной операции ВМФ и Невской оперативной группы войск Ленфронта, И. Г. Святов — заместитель командира 86-й стрелковой дивизии генерал-майора П. С. Федорова. Задача его — организация переправы 86-й стрелковой и 45-й Гвардейской стрелковой дивизий генерала Краснова на левый берег Невы.

xxx

В 1943—1944 годах И. Г. Святов — начальник штаба эскадры кораблей Балтийского флота. 27 января 1944 года он командует знаменательным салютом в честь прорыва блокады Ленинграда. В июне 1944 года контр-адмирал Святов принимает участие в качестве заместителя Ю. Ф. Ралля, командующего кораблями эскадры и Кронштадтского оборонительного района, в боевых действиях в Выборгском заливе.



В сентябре 1944 года он — командующий всеми частями и соединениями КБФ, выделенными для проведения десантной операции по освобождению Моонзундских островов, а в конце декабря 1944 года он в преддверии скорой войны с Японией назначается командиром Отряда легких сил на Тихоокеанском флоте. После войны он получает пост временно исполняющего должность начальника управления боевой подготовки Главного штаба Военно-Морского флота в Министерстве ВМФ в Москве, затем — командующего эскадрой кораблей 8-го ВМФ на Балтике.

С 1953 года И. Г. Святов посвящает себя преподавательской деятельности, передавая свой боевой опыт молодым офицерам. Его служба заканчивается в 1960 году в Военно-Морской академии кораблестроения и вооружения имени Крылова, где он — начальник кафедры Общей тактики и оперативного искусства.

25 августа 1983 года в пять часов вечера Иван Георгиевич скончался. После кремирования в Ленинграде урна с прахом, по его завещанию, опущена в воды Финского залива у острова Гогланд.

Иван Георгиевич Святов — кавалер ордена Ленина, 5 орденов Красного Знамени, орденов Нахимова 1-й степени, Ушакова 2-й степени.

Первое из известных награждений моряков крейсера относится к февралю 1942 года. Орденами и медалями были награждены несколько моряков крейсера за отвагу и мужество, проявленные во время артллерийских обстрелов крейсера в сентябре 1941 года. Среди награжденных был командир 1-го артиллерийского дивизиона крейсера капитан-лейтенант Деев Иван Степанович, отмеченный орденом Красного Знамени.

Как это ни странно, но единственным офицером крейсера, отмеченным высоким флотоводческим орденом, оказался бывший заместитель командира крейсера по политической части капитан 2 ранга Морозов Петр Степанович. В августе 1945 года Морозов, в то время - начальник политического отдела Ленинградского Нахимовского училища, по представлению начальника отдела кадров Политуправления КБФ (!!!) был награжден "за умелую организацию партполитработы" флотоводческим орденом Нахимова 2-й степени. Поразительное по своему цинизму награждение...

Начальник политического отдела Ленинградского Нахимовского училища Морозов Петр Степанович



xxx

Поскольку проанализировать в полном объеме весь массив награждений не представляется возможным, ограничимся анализом данных по награждению высшей боевой наградой - орденом Красного Знамени

(хотя с 1944 года высшим военным орденом СССР являлся орден «Победа», однако, поскольку этот орден по сути являлся «маршальским» и награждались им только «лица высшего командного состава Красной Армии за успешное проведение боевых операций в масштабе нескольких или одного фронта», то высшей боевой наградой, доступной солдатам, офицерам и генералам, продолжал оставаться орден Красного Знамени)

По различным данным, доступным на сегодняшний день, орденами Красного Знамени были награждены 16 человек из состава команды крейсера «Максим Горький», также орденом был награжден и сам крейсер.



Анализ награждений орденами Красного Знамени:

12 орденов - награждения моряков крейсера за боевые дела, в том числе одно посмертное награждение. Шесть орденов приходится на артиллеристов крейсера. Капитан 3 ранга Кутай Дмитрий Львович, бывший старший помощник командира крейсера и капитан-лейтенант Хмелевский Адольф Антонович, бывший командир дальномерной группы крейсера, были награждены уже после ухода с корабля, но награждены они были именно за отвагу и мужество, проявленные во время боевой службы на крейсере «Максим Горький».

1 орден - награждение крейсера «Максим Горький»

1 орден - награждение командира крейсера капитана 2 ранга Святова за сухопутную операцию. Во время совместной операции КБФ и Невской оперативной группы войск Ленфронта, И. Г. Святов был назначен на должность заместителя командира 86-й стрелковой дивизии генерал-майора П. С. Федорова. Его задачей была организация переправы 86-й стрелковой и 45-й гвардейской стрелковой дивизий на левый берег Невы.

3 орденa - награждения за 20 лет выслуги на флоте.

Итого - 17 награждений. 16 врученных орденов, из них 11 (или 12, если считать сам корабль) - за боевые дела на крейсере.

Фотография из газеты "Красный Балтийский флот" за 15 сентября 1942 года. Корреспондент немного ошибся с наградами (и даже на фотографии это видно). Краснофлотец Губа Иван Васильевич был награжден медалью «За Отвагу», а краснофлотец Кравцов Павел Поликарпович - медалью «За боевые заслуги». Оба награждены приказом командующего КБФ № 18 от 29 апреля 1942 года.